– Так надо.

– Ну, не знаю, – продолжал он, с сомнением разглядывая мой новый облик. – Если б не знал, что должна быть самка, не догадался бы, что за животное.

– Молчал бы уже, – бросил я и, не желая мучиться в одиночестве, накинул корректировку на его образ, превратив его в самку Цикра.

Фост осмотрел свои новые лапы и недовольно фыркнул.

– Теперь мы оба уроды, – констатировал он. – У нас задача какая? Пугать по ночам? Орден, значит, действует новыми методами – вытрясти душу испугом?

– Тебе помочь помолчать или справишься? – отрезал я, и он, недовольно фыркнув, замолчал.

К воротам мы подошли к полуночи. Я, стараясь соответствовать образу, улыбался и покачивал бёдрами, как девушки в парке.

Стражник при виде нас вжался в каменную стену, явно поражённый.

– Милейший, – сказал я, постаравшись придать голосу как можно больше кокетства. – Мы на конкурс красоты, что в выходные на площади будет.

Для убедительности я небрежно покрутил локон на пальце.

Мужчина среагировал не сразу:

– К… красоты? П… проходите.

Стражник выглядел странно – бледный, будто призрака увидел. Даже документов не спросил, а я столько сил потратил, подготавливая жетон. Вот уж в отчёте придётся указать, что котрольный пункт не функционирует вообще.

Когда ворота медленно распахнулись, передо мной предстала оживлённая улица. Даже в этот поздний час город был полон народа – женщины в разноцветных одеждах, мужчины, явно не местные, стояли небольшими группами или торопливо шли в сторону таверн. Похоже, тут не привыкли ложиться спать рано.

Мы с Фостом направились по главной улице, ведущей к замку Матери Государства. Вдоль дороги располагались таверны, и каждая предлагала специальные «услуги искрящей нежности». Их количество поражало – одна за другой, будто весь город превратился в одну огромную сеть развлечений. Проституция, судя по всему, процветала здесь как никогда. Особенно удивляло это, учитывая что основное население города – женщины.

Не задерживаясь, я выбрал трактир с вывеской: «Имеется задний двор для скотины». Само здание выглядело старым, но ещё крепким. Потемневшие от времени деревянные стены хранили следы многочисленных починок, а вывеска скрипела под порывами ветра, едва держась на одной из петель. Вокруг царила тишина, нарушаемая только редкими шагами прохожих. Народу в этом закоулке действительно было немного – а, может, в городе перестали держать крупных животных, и необходимость в таком трактире почти отпала, вот и приходит потихоньку в запустенье без клиентов.

Войдя через покосившуюся деревянную дверь, которая, возможно, когда-то была парадной, я сразу ощутил запах смеси пыли, дыма и чего-то пряного, напоминающего дешевый разводной компот. Дверь скрипнула за моей спиной, словно предупреждая всех внутри о новом посетителе. Оставив Фоста у входа, я огляделся.

Помещение было небольшим, с низким потолком, потемневшим от копоти. У стен стояли тяжёлые деревянные столы и лавки, поцарапанные и потёртые временем. В дальнем углу горел слабый огонь в камине, отчего помещение казалось чуть уютнее, несмотря на обшарпанный вид. У барной стойки, которая служила также приёмной, сидело несколько женщин и один мужчина. Стойка выглядела массивной и грубо сколоченной, на её поверхности виднелись липкие пятна от кружек.

Лампады, подвешенные на цепях к потолку, освещали помещение тусклым, неровным светом, создавая покачиваясь иллюзию движения. Всё здесь казалось ветхим, но живым – словно трактир жил своей собственной жизнью, поглощая и сохраняя истории всех, кто здесь когда-либо останавливался.

– Доброго света, милейшие. Мне бы номер на неделю, – обратился я к женщине за стойкой, улыбаясь во всей приветливостью.