– Инспектор Хофлер, можно мне встать и одеться? – тихо спрашиваю я.

– Нет, Кёлер, – бросает она и возвращается ко мне с коробкой в руках.

Снова зажмуриваюсь и сжимаю ягодички, боюсь того, что она задумала. Что у неё в этой коробке? Вдруг всякие развлекухи для бдсм, и она сейчас начнет засовывать мне что-нибудь в попку. Но она не прикасается к моей попе, начинает подвертывать мне джинсу на левой ноге, спускает резинку носка до самой пятки.

– Боже, Кёлер, разве тебя не учили мыться? – говорит она, крепко пристегивая к моей лодыжке какую-то тяжелую штуку. – Ноги грязные. Когда вернешься домой немедленно прими душ.

– Да, инспектор Хофлер, – на автомате произношу я.

Конечно, если я ночью и утром бегал голышом по лесу, какие у меня должны быть ноги? Хоть я и обтер носком, но только подошвы.

И только через пару мгновений до меня доходит, значит, меня сейчас отпустят домой?

– Можешь встать и одеться, – разрешает она.

Морщась, осторожно натягиваю на израненную попку трусики, затем спускаюсь с высокой лежанки и уже на полу надеваю джинсы. Не смотрю на Хофлер, я знаю, я сейчас красный, волосы мокрые, возможно, видны следы слез. Не люблю выглядеть слабым и жалким. И ещё ногу оттягивает какая-то тяжелая штука, прикрепленная ко мне ремнями.

– Это датчик слежения, – говорит она, замечая, что я рассматриваю эту штуку на своей лодыжке. – Теперь я буду знать твои точные передвижения. Его невозможно снять ни человеком, ни волком. Мыться в нем можно – он непромокаем.

Вздыхаю, обуваюсь и возвращаю джинсу на место, так-то его под одеждой не видно, только тяжелый он.

– Вы не будете подавать мое дело в противооборотничий департамент в Иннсбург? – робко произношу я, глядя на неё исподлобья. Ведь она получила то, что хотела – высекла меня.

– Это зависит от твоего поведения, – говорит она, упиваясь своей властью надо мной. – Посмотрим, как ты будешь вести себя в дальнейшем. И как будешь выполнять мои распоряжения. Считай, что ты на испытательном сроке. Малейший проступок с твоей стороны – и дело улетит в Иннсбург, прямиком в департамент.

Опускаю глаза и смотрю в пол.

– Иди на первый этаж в зал ожидания к дежурному инспектору и жди, инспектор Винтер отвезет тебя домой, – велит она.

Я киваю и только собираюсь уходить, как вспоминаю про смартфон.

– Инспектор Хофлер, можно мне забрать мой телефон? Он вам больше не нужен? – осторожно спрашиваю я.

Она с минуту задумчиво хмурит брови, затем принимает решение:

– Пожалуй, не нужен, можешь забирать.

Я делаю шаг к ней, при этом ярко вспыхивает боль на моей исполосованной попке, и я непроизвольно морщусь. Она видит это и ухмыляется. Берет со стола мой смартфон и протягивает его мне. Беру его, но она не отдает, я тяну, но она всё равно не отпускает. Поднимаю на неё глаза.

– Ты всё понял, Кёлер? – спрашивает она.

– Да, инспектор Хофлер, – тихо отвечаю я.

– Будешь послушным щеночком?

– Да, инспектор Хофлер.

Она отпускает мой смартфон.

В небольшом зале ожидания возле дежурного инспектора стоять неуютно, можно бы сесть у стены, но у меня горит высеченная попка. Я отхожу в уголок, чтобы особо не привлекать к себе внимание, и от нечего делать рассматриваю развешенные плакаты. Тут повсюду изображены оборотни в своем страшном одичалом виде, утратившие свой человеческий облик. Тот, кто вкусил человеческой крови, уже не может трезво оценить происходящее, не может полностью обернуться обратно человеком, а если оборачивается, то становится наполовину диким монстром. На такого оборотня сразу выдают разрешение на отлов и отстрел. Егеря устраивают облавы. Если удается взять монстра живьем, то его пытают на фолтэбанке, а затем публично казнят. У меня бегут мурашки, я очень надеюсь, что моя мама Элли не превратилась вот в такого же монстра.