– Понятно, – вздыхаю я.

Если наплевать на белую линию и двинуть по прямой через поле, то от моего дома до Фёренвальда чуть больше километра всего. А если обходить вокруг, как она сказала, то выйдет все два. Ну, не велика особо разница. Да и ни в какую школу я не собираюсь, не заставят.

– Итак, Андрэас Кёлер, 41 год, глава общины обортней, – возвращается она к моему файлу. – Элли Кёлер, 38 лет. Десять лет назад сбежала в горы с одичавшей стаей обортней.

– Что? – Судорожно сглатываю и смотрю на неё во все глаза.

– А ты разве не знал? – усмехается Хофлер.

– Нет.

Опускаю глаза. Отец мне ничего про это не говорил, просто сказал, что она уехала в другую страну и больше не вернется.

– Тебе тогда было девять лет, большой уже был, чтобы понимать, что происходит, – продолжает она. – Почему ты об этом не знал? Что твоя мать стала дикой волчицей.

Эта новость не укладывается в моей голове. Как так произошло, что мама насовсем превратилась в волчицу и убежала в горы? Вот почему она не могла остаться с нами, а отец ничего не сказал.

– Так, займемся выяснением того, где ты был вчера ночью, – говорит она.

– Спал в своей комнате, – бурчу я, смотря на неё исподлобья.

– Всю ночь?

– Да.

– И не покидал пределы своего жилища?

– Не покидал.

– Посмотрим, что скажет твой смартфон, – говорит она, и выкладывает на стол мой телефон.

– Ну, посмотрите.

Я пожимаю плечами и откидываюсь на спинку стула, хотя со сцепленными руками за спиной это неудобно. Интересно, она, правда, думает, что волки по лесу с телефонами бегают? Или догадывается, что у нас есть хитрости, позволяющие нам переносить с собой вещи? Если так, то и в этом случае её ждет разочарование – я не из тех янг эдалов, кто всегда и повсюду таскает с собой телефон.

Хофлер вытаскивает из ящика стола черный толстый провод, заканчивающийся большой круглой шайбой, а другой конец она прикрепляет к моему телефону.

– Ты знаешь, что это такое? – спрашивает она и нажимает на шайбу, она начинает светиться.

– Устройство, отслеживающее мое местонахождение по сигналу телефона, – отвечаю я и снова пожимаю плечами. Конечно, я читал об этом в Интернете, но никогда вживую не видел.

– Верно, – кивает она. – И прямо сейчас оно передает на мой компьютер данные, где ты был прошлой ночью. Так… угу… Ты всю ночь пробыл дома.

– Я же говорил, – торжествую я.

В этот момент из её динамиков доносится писк, оповещая о доставке письма.

– Ага, – восклицает инспектор Хофлер, – пришли результаты твоих анализов. Сейчас посмотрим. Угу…

Я снова опускаю глаза и весь сжимаюсь, боясь услышать результаты.

– В твоей крови не обнаружена противооборотничья сыворотка, ты не поставил укол, – сообщает она.

Молчу и даже не смотрю на неё, изучаю свои колени.

– И что самое страшное – анализы крови и мочи показали, что ты оборачивался этой ночью, – зловещим тоном заканчивает Хофлер.

Она не говорит в кого – в волка или в медведя, наверное, лаборатория не может определить в какого зверя, устанавливает лишь сам факт оборота. И время суток не точное.

– Что молчишь? – рявкает она. – Хочешь повисеть на фолтэбанке? – кивает она на страшную штуку на стене, – или сразу признаешься в своем злодеянии?

– В каком з-злодеянии? – вздрагиваю я и осторожно поднимаю на неё глаза, – я… я ничего плохого не делал.

– Вот в каком, – кричит она.

Выуживает из ящика стола голубую пластиковую папку, ещё новую, не потрепанную, и тонкую, видимо, по этому делу ещё мало материала насобирали. Открывает её и выкладывает передо мной цветные фотографии растерзанных овец. Черт, я как-то подзабыл уже о происшествии на пастбище герра Пфеффера. Фотографии ужасны, вернее то, что запечатлено на них. Страшное побоище – кишки и кровище вперемежку.