– До здравствует королева Виктория! – Вяло, но дружно отреагировала уставшая толпа.

– Поэтому! Наша шахта Ошира – гордость и кладовая королевства – больше не может принадлежать заговорщикам и смутьянам! Верно?!

– Верно! – Уже более радостно закричал народ, догадываясь, к чему ведёт оратор.

– Даааа! Сэр Брейквол, прошлый хозяин каменоломни, отныне в крепости Лудса объясняет, почему он высказывался до воцарения Виктории, что корона должна принадлежать ренегату Томасу! Наша шахта такое не поддерживает! Мы за королеву против Брейквола!

–Да-да-да! – Заорали люди, радующиеся проблемам сэра, который испортил им столько крови.

Каждый полагал высшим актом справедливости заточение бывшего владельца каменоломни в казематы. С ним люди связывали все свои проблемы: низкий заработок, загубленное здоровье, ужасные условия труда, отсутствие перспектив и надежд. Пусть теперь и он хлебнёт из той же чаши, если не похуже. Будь ныне открытый суд над этим кровопийцей, то никто из шахтёров не отыскал бы в себе слов жалости и оправдания.

– А теперь нами будет владеть сэр Доналл – роялист, верный Отечеству! А это значит, что сегодня вечером мы отдыхаем, и каждый получает приветственный недельный заработок от Доналла! Сейчас приступаем к раздаче! Йааххааа!

– Йааххааа! – Разбушевалась человеческая река, выстраиваясь в ряды по командам надзирателей.

Через час Хорви еле слышно подошёл к крыльцу своего дома на окраине шахтёрского посёлка. На скамейке в тени раскидистого ясеня сидела его сестра Марта с годовалым ребёнком на руках. Они жили втроём. Муж Марты погиб, невовремя оказавшись в тёмных переулках ночного города, и девушка, оставшись без кормильца и средств к существованию, перебралась на время к старшему брату.

Солнце стояло высоко. Вытоптанный грунт огромного пустыря накалился и жарил снизу, будто край туманов и влаги обратился в пустыню. Всё живое разбежалось в поисках тени.

– Ты сегодня рано. – Подняла голову девушка на приблизившуюся фигуру и прищурилась. – Что-то случилось?

В ответ молодой шахтёр подошёл к деревянному столу, стоявшему перед лавкой, и высыпал на него горсть монет.

– Что это? – Спросила Марта.

– Поменялась власть в шахте. Дали вот премию. Бери. Это тебе и маленькому Ларсу.

– Ну нет, оставь у себя. – Подняла протестующий взгляд на брата девушка. – Мы и так тебе обузой, ну что ты.

– Возьми, эти монеты легко пришли, так пусть тебя порадуют. Мне-то они что? Погоды не сделают.

Марта молча смотрела на высыпанные монеты, прижимая к груди сына. Кисти сестры покрывала крапивница, кожа во многих местах потрескалась и кровоточила. Хорви стоял неподвижно, разглядывая двух единственных родных людей, один из которых был совсем крохотным. Родителей они ни разу не видели, проведя детство в приюте, а жены у шахтёра не было – как-то не сложилось. Была любовь в приюте, но скорее детская, основанная на дружбе, да и закончилась она грустно – вынужденным расставанием.

– Слушай, Марта. – Нарушил молчание парень. – У меня есть идея. Давай я пойду в город, и куплю лечебную мазь у доктора Ли, которую раньше покупал твой муж. Здесь же хватит денег?

– Должно хватить, если доктор не повышал цены. – Пожала плечами та. Но ты уверен? Тебе бы лучше накопить на новые ботинки, эти совсем старые. Или отложить на что-то другое полезное. Я не знаю, Хорви, ты и так нас приютил, а теперь ещё и хочешь дать денег, хотя сам на всём экономишь, не радуешь себя. Рубашку никак не купишь. Не надо, правда…

В ответ брат собрал нагревшиеся на солнце монеты и сунул в карман, после чего произнёс: "Ничего, я справлюсь. А тебе подарю мазь. Через три дня выходной, пойду в город к доктору Ли". Хорви потрепал маленького Ларса за нос, потом погладил Марту по плечу, и вошёл в дом, закрыв за собой дверь. Скорее бы уже наступил прохладный вечер, поскольку жара при такой влажности была особо непереносимой.