Намывая посуду, я окончательно выбрасываю из головы эту дурь.

Пока вдруг не застываю, почувствовав за спиной его присутствие.

Илья Александрович опускает в раковину свои тарелку и чашку, не сводя с меня тяжёлого взгляда.

– Что? – спрашиваю у него, раздражаясь сильнее.

– Тут есть посудомоечная машина.

– Две тарелки и две кружки, Илья Александрович. – Я закатываю глаза. – Пока это посуда накопится, а тут – раз, и всё чисто.

– Ладно, – неожиданно злится он. – За мной, так и быть, поухаживай, но за остолопами Миленкиными даже не вздумай!

– И не собиралась!

– Прекрасно!

– Великолепно!

Я отключаю воду и поворачиваюсь к мужчине. Больше некуда – с другой стороны шкаф, и отвернуться к нему было бы крайне глупо.

Я застываю как зайчонок перед удавом, а мужчина не сводит с меня взгляда. Да что он всё смотрит мне в глаза? Пугает меня не на шутку!

Внезапно он поднимает руку в воздух и касается кончиком пальца уголка моего глаза.

– Ресничка, – поясняет тихо. – Будет колоться.

Палец ведёт по лицу, забегает на скулу и уходит вниз, к подбородку, стряхивая волосок куда-то на пол.

– Так лучше, – улыбается мужчина одними губами. Глаза при этом остаются серьёзными и внимательными.

– Спасибо, – дрожащими губами произношу еле слышно.

Ледяной взгляд устремляется на них. Губы покалывает и саднит, и я поджимаю их в тонкую линию. Лютаев хмурится, резко отходя от меня.

И только спустя несколько мгновений я понимаю, почему: из-за угла показываются две парочки. Французские друзья Милены.

3. Глава 3.

Под шумок я сбегаю наверх, выбираю себе книгу по вкусу и уже хочу вытащить на балкон второго этажа кресло, как вдруг вспоминаю, кто живёт по соседству. Сейчас, конечно, странный отец Миленки занят внизу, но неизвестно, насколько его займут эти дела. А мне бы не хотелось столкнуться с ним снова, особенно, в безлюдном месте.

Почему-то мне кажется, что это – сталкиваться с Лютаевым – очень плохая затея, не доведёт она до добра. А раз так, то мне стоит прислушаться к интуиции и держаться от мужчины подальше.

Вопреки голосу моего разума, моя душа, напротив, пребывает в полной гармонии, словно мне даже нравится это маленькое происшествие в кухне. В теле – от самой макушки и до кончиков пальцев – разливается томительная лёгкость, и я торопливо списываю её на долгожданный отдых. Ну, действительно, не может же быть это связано с отцом Милены?!

Стараясь отвлечься от мыслей о Лютаеве, я погружаюсь в чтение, но не проходит и часа, когда я понимаю, что то и дело прокручиваю в голове наше ночное столкновение и встречу за завтраком. Невозможно!

Я с грохотом опускаю книгу на тумбу, на мысочках пробираюсь к двери, приоткрывая её, и прислушиваюсь. В доме тишина, словно все вымерли.

Я спускаюсь вниз, озираясь по сторонам, но, кажется, народ расползся по комнатам и до самого вечера не собирается просыпаться. И мне бы наслаждаться тишиной и спокойствием, пока все ловят отходняки, но нет: не могу усидеть на месте, хотя последний месяц только и мечтала, чтобы целый день читать. Сидя, лёжа, в ванне. На балконе. У бассейна. А теперь все мысли заняты мускулистым отцом Милки.

Чтобы избавиться от странного наваждения, я шмыгаю в цокольное помещение и начинаю тихонечко наводить порядок, собирая и сбрасывая в урну остатки закусок, фантики от конфет и упаковки от чипсов. Отдельно на стол выставляю посуду. Думаю, сейчас я найду поднос и загружу посудомоечную машину… Но даже не успеваю ступить на лестницу.

Дверь, ведущая в предбанник сауны, с глухим хлопком распахивается, и оттуда в клубах пара вываливаются несколько человек. Они, не обращая на меня никакого внимания, с разбега погружаются по очереди в бассейн.