Ничего, Дашка ни о чем не узнает, если я сам не размякну и не расскажу. Зато ее следующий «первый» раз станет точно безболезненным. Мечта любой девчонки. Внутри она все равно узенькая до искр из глаз, так что никто ни о чем не догадается: ни она сама, ни ее партнер. Гребаное дно! Вот только у меня в груди словно раскаленным ломом ворочают – ощущать себя самым конченым ублюдком на свете такое себе удовольствие.

– Ну, Алина, ты ответишь мне за мерзкий сюрприз. Шкура безмозглая… – шиплю, как только Тихоня, действительно притихшая и хмурая, покидает машину и скрывается за дверью подъезда.

Паха как чувствует мое настроение, потому что телефон взрывается трелью практически сразу же.

– Да! – рявкаю в трубку, не церемонясь. С безопасником можно не сдерживаться и не миндальничать. Он быстро и кратко докладывает обо всем, осторожно интересуется, что делать с Алинкой и крысой-официантом.

– Пускай обоих по статье за хранение и распространение. Если сука-бывшая и сможет отмазаться, то халдей навряд ли. Такие подставы спускать с рук нельзя.

– Понял, показательная порка, – хмыкает Паха и отключается.

Тут же заношу номер бывшей в черный список, чтобы не дать ей возможность дозвониться и разжалобить. А в том, что именно так и случится, когда девочка окажется у ментов, даже и не сомневаюсь. Что ж, за каждый выбор, за каждый поступок приходится платить, самое время Алинке прочувствовать эту истину на собственной шкуре. Как и мне.

Утром в офисе пристально слежу за Тихоней и не могу отделаться от ощущения, что она странная. Шарахается от меня, как от прокаженного. Смотрит укоризненно своими широко распахнутыми глазищами, и я впервые знакомлюсь с собственной совестью. Ее шепот пока еще тих и незаметен, и его легко удается перебить, а в будущем – надеюсь, и вовсе заткнуть. Убеждаю себя, что все это мне кажется и Дашка обычная, просто не выспалась.

И все же не выдерживаю. Двигаюсь в сторону рабочего стола, который уже успели установить для моей «стажерки» в углу кабинета. Она так увлечена работой, что ничего вокруг не замечает.

– Как самочувствие? – склоняюсь над Дашкой. Перед ней лежит стопка документов, которые с самого утра успел подсунуть мой помощник. Евгений – один из немногих, кто в курсе нашей аферы.

Тихоня вздрагивает, ручка в ее пальцах оставляет длинный росчерк на важном документе. Оба замираем на мгновение, глядя на эту синюю полосу, а потом мне чудится, что Дашкин нос тянется ко мне и вот-вот потрется о колючую щеку.

– Я в порядке, спасибо, – резко отвечает Дарья и отшатывается от меня.

Осознаю, что лучше бы оставить девчонку в покое, но не собираюсь отступать, пока не вытяну всю правду.

– Обманывать взрослых нехорошо, – тяну, сверля взглядом бархатистую щеку, и вдруг понимаю, что точно знаю, какова эта молочная кожа наощупь.

Лучше бы отойти как можно дальше от Котовой, которая вдруг из недоразумения в дурацком свитере стала превращаться в женщину в моих глазах, но на кону огромные бабки. Поэтому заставляю себя оставаться на месте, силой глуша неудобные мысли и ощущения.

Дашка делает судорожный вдох, прошивает болезненным взглядом и выпаливает:

– А хотя да! Плохо себя чувствую, воздуха не хватает! – с намеком на мое слишком близкое присутствие.

– Тогда не буду мешать, – хмыкаю, делая вывод, что девочка в порядке. Ее воинственность почему-то радует. И направляюсь к своему столу, когда в спину неожиданно прилетает:

– У вас есть родинка возле пупка?

Наутро легче не становится. Всю ночь меня терзают странные сны со мной и Зарецкий в главной роли. Там он творит со мной такое, что я в жизни не видела и даже вообразить не могла! Никогда бы не подумала, что мое подсознание настолько испорчено.