– Да нет, ничего. Ну, если ты приготовишь ужин, то останешься и поможешь нам его съесть.

– С удовольствием. – Грейс вздохнула с облегчением и подошла к Этану, чтобы забрать у него ведро и швабру. – Обри любит играть с тобой и Сетом. Иди к ним, а я закончу стирку и примусь за ужин.

– Я помогу тебе.

– Нет, ни в коем случае. – Гордость не позволяла ей принимать помощь, ведь Куины платили ей за работу. – Иди в гостиную… и не забудь спросить Сета о контрольной по математике.

– Что он получил?

– Высший балл, как всегда.

Грейс подтолкнула Этана к двери и направилась в кладовку за кухней, отведенную под прачечную.

Сет такой одаренный парнишка. Если бы у нее были способности к математике и другим наукам, она не провела бы все школьные годы в мечтах. Правда, кое-чему полезному Грейс научилась. И не только подавать напитки в баре, убирать чужие дома или разделывать крабов. Если бы она не оказалась вдруг беременной да еще и брошенной мужем, ее мечта уехать в Нью-Йорк и стать танцовщицей непременно бы осуществилась.

«Да что теперь сожалеть об этом? В любом случае это была глупая мечта, – подумала Грейс, разгружая сушилку и запихивая в нее новую партию мокрого белья из стиральной машины. – Нечего строить воздушные замки, как сказала бы мама». Но факт остается фактом: всю свою сознательную жизнь она мечтала лишь о балете и Этане Куине… и не получила ни того, ни другого.

Грейс вздохнула, прижимая к щеке еще теплую простыню. Простыню Этана, которую она сдернула с его кровати сегодня утром. Ей казалось, что и после стирки простыня сохранила его запах, и – всего лишь на пару минут – она позволила себе помечтать, что было бы, если бы она была нужна Этану, если бы она спала с ним на этих простынях, в его доме.

Только мечты не помогут закончить работу или внести арендную плату за крохотный домик, куда она переехала от родителей, или купить вещи, необходимые ее маленькой дочке.

Грейс встряхнулась и начала проворно складывать простыни на крышке дребезжащей сушилки. Нет ничего постыдного в том, чтобы зарабатывать на жизнь работой в баре и уборкой чужих домов. У нее это прекрасно получается. Она полезна, она необходима. И этого вполне достаточно, тем более что мужчине, за которым она так недолго была замужем, она была совершенно не нужна. Если бы они любили друг друга, по-настоящему любили, все сложилось бы иначе. Но с ее стороны было лишь отчаянное желание быть любимой, а для Джека… Грейс покачала головой. Она так до сих пор и не поняла, чем она была для Джека.

Может, развлечением, случайно закончившимся беременностью? В одном она была твердо уверена: когда Джек притащил ее к мировому судье и обменялся с ней супружескими клятвами, он считал, что совершает благородный поступок.

Джек никогда не обращался с ней грубо. Никогда не напивался и не бил ее, как поступают многие мужчины с нежеланными женами. И она не замечала, чтобы он увивался за другими женщинами. Только, по мере того как ребенок рос в ее животе, она все чаще видела мелькающую в его глазах панику. И в один прекрасный день Джек просто исчез из ее жизни.

И самое худшее во всем этом то, что она испытала облегчение.

Кое-что хорошее Джек все-таки сделал: он заставил ее повзрослеть. А то, что он подарил ей, было бесценным. Грейс поклялась любить и защищать свое дитя, когда оно было всего лишь крохотной клеточкой в ее животе, а сейчас двухлетняя дочка, белокурая, с зелеными глазами и ямочками на розовых щечках, казалась ей ангелом, сошедшим с картины Боттичелли.

Грейс сложила белье в корзину, подхватила ее на бедро и вышла в гостиную.