Майор вышел. До Вари не сразу дошло, о чём он.

– Какая там ещё ампутация? – спросила у женщины, усердно трущей спиртом её спину. Та, подняв мутные от недосыпа глаза, бросила:

– Гангрена у тебя, милочка. Нельзя по-другому, иначе заражение дальше пойдёт, помрёшь. Ложись вот сюда, на кушеточку.

– Что-о-о? Из-за этой царапины? С ума вы здесь все посходили!

Медсестра небрежно вколола лекарство и, направляясь к выходу, ответила:

– Доктору виднее. Скажи спасибо за наркоз, дефицит, не каждому полагается.

Варя пыталась подняться, хотела бежать, жаловаться кому-то. Но всё вокруг вдруг поплыло, ноги отказались слушаться. Перед тем как вырубиться, взглянула она на опухшую раненую кисть в последний раз.

Открыла глаза – и… О, чудо! Лицо любимого перед ней. Женька. Её Женька! Она попыталась улыбнуться, подумала: «Надо же, какой кошмар приснился!» Хотела сказать это вслух, но язык, словно налитый свинцом, плохо слушался. Вышло невнятное бормотанье.

Заровнядный, грустно улыбнувшись, поднёс указательный палец к её иссохшим губам.

– Тише, Варюшка, тише, – шептал он в полумраке палаты. – Люди отдыхают, не буди. Да и не нужно тебе напрягаться. Ты отдохни лучше, поспи ещё, вся ночь впереди.

Он поднёс мятую жестяную кружку, и пока Варя пила, до неё дошло: кошмар не приснился, кисть отрезана. Глаза стали влажными. Сознание не до конца освободилось от наркоза, и боль пока дремала. Но Варя понимала: она в госпитале, она калека, она больше не снайпер. Собрав силы, попыталась приподняться и вымолвила с трудом:

– Женечка, а ты откуда?

– Да всё оттуда же, с передовой, – он мягко уложил её поудобнее на подушке, улыбнулся (на сей раз не грустно, а как-то зло). – Ты спроси лучше – куда?

Она не успела открыть рот, как его указательный палец вновь коснулся её губ.

– Тише, тише. Посылают нас на прогулку по вражеским тылам. Далеко, несколько дней проходим. Задание опасное, – лейтенант замолчал, собираясь с мыслями.

Тревога отразилась в Вариных глазах. Заровнядный морщил лоб, решаясь. Наконец зашептал:

– Так вот, Варюшка! Я тебя люблю. Да, тебя ранили. Сейчас война. Ничего. Главное – жива. В общем… Ты, это… Выходи за меня!

Глаза Вари расширились, заморгали. Она не могла вымолвить ни звука. По щекам текли слёзы.

– Ничего-ничего! Вернусь с задания, и сразу разрешение у командования попросим, пусть распишут… Ты как? Согласна?

Варя быстро закивала, словно боясь, что Заровнядный передумает.

– Вот и славно, Варюшка! Ну, мне пора, – лейтенант погладил невесту по волосам, а затем прильнул к её губам. Поцелуй, конечно, не получился. Варины губы онемели; наверное, от наркоза. Да и не до поцелуев ей было в тот момент. Тогда Заровнядный, порывшись во внутреннем кармане гимнастёрки, выудил небольшой свёрточек – в клетчатой льняной ткани было что-то.

– Это тебе. На счастье, Варюшка. Береги его, и будет всё у нас хорошо, – он сунул в её ладошку свёрточек. – До скорого!

Варя проводила любимого взглядом и перевернулась на бок, лицом к белёной стене. Руку со свёрточком она сунула под подушку и тут же крепко уснула. Ей снился завод: грохочущие станки, рабочие в очереди за похлёбкой и коммутатор на телефонке. И руки, её руки – красивые, быстрые, ловкие. Руки, соединяющие заводских абонентов…

Конец ознакомительного фрагмента.