– Нет! Не соглашусь!

– Что ж ты? Как же? Я для тебя хорошее местечко припас. С начальством договорился; знаешь, какие у меня связи? Будешь как сыр в масле… – он говорил быстро-быстро, руки пошли по спине девушки вниз, губы коснулись её щеки. Варя пыталась вырваться.

– Пусти! А ну, пусти, кому говорят! У меня жених есть!

– Ты ж умная девушка. И красивая. Думаешь, тебе вечно везти будет? Тебя ж здесь в любую минуту убить могут. Смерть не красит, поверь мне, – его губы больно впились в Варин рот.

Тут девушка, наконец, высвободив левую руку, что есть мочи врезала по майорской физиономии. От неожиданной оплеухи его хватка ослабла. Варя вырвалась, отскочила. Гиль Давидович стоял сам не свой, щека горела. Ошарашенно глядел он то на Варино лицо, которое только что целовал, то на руку, так больно его ударившую.

– Вы с ума сошли! Нельзя так! – наконец сказала она.

– Ну, ладно, хватит, успокойся, всё позади…

Бросив гневный взгляд, девушка убежала. А майор направился в свой госпиталь. Он всё потирал щёку, повторяя тихонько:

– Ты всё равно будешь моей, только моей. Никому не достанешься. Не отдам тебя…

Варя вернулась с опушки, её трясло. В землянку она не пошла. Села чуть в сторонке на пустой деревянный ящик из-под патронов. Чуть поодаль в темноте маячил силуэт часового. Из землянки доносилось негромкое пение. Офицеры хором заунывно тянули:

…Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,

Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось…

«Что, если пожаловаться на этого негодяя?» – злилась Варя. – «Как его накажут?»

…Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи

Вот и теперь надо мною она кружится…

Мимо проходил патруль. Знакомый старлей бросил на ходу:

– Чего скучаешь тут, Варя?

– Воздухом дышу, – невразумительно ответила она.

Патруль скрылся в ночи, девушка постепенно пришла в себя. Теперь она дрожала, но уже не от гнева, а лишь от холода. Подумывала вернуться в тёплую землянку, как вдруг что-то неожиданно упало ей на плечи. Варя испуганно встрепенулась, но рядом с ней плюхнулся Заровнядный в одной гимнастёрке (его бушлат уже согревал девушку). Лейтенант, широко улыбаясь Варе, тихонько подпел нестройному хору:

– И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!

– Красивая песня, – улыбнулась в ответ Варя.

– И фильм хороший! «Два бойца», смотрела?

– Да, очень…

Лейтенант обнял Варю, та потеряла голову – и вскоре обнаружила, что целуется с Заровнядным. Ворох разных мыслей тут же накрыл её, но все мысли она сразу же прогнала. Ей было так хорошо, как никогда прежде, а любая мысль могла всё испортить.

Он повёл её на ту же опушку, но на сей раз было всё по-другому. Варя не могла толком соображать. Целуясь и обнимая лейтенанта, лишь шептала:

– Женя, Женечка, ну, одень бушлат, замёрзнешь ведь.

– Я горячий, не замёрзну, – шептал распалённый разведчик.

Он прижал её крепко; так, что в груди заныло. Затем резко развернул Варю и, заставив привалиться на поломанный ствол, начал задирать юбку. В этот самый неподходящий момент чуть в стороне от них хрустнул сучок. Любовники остановились, прислушиваясь, тяжело дыша, но тишина ничем не нарушалась. Они продолжили. Варе очень некстати казалось, что за ними кто-то наблюдает из темноты. Горя страстью, она гнала прочь эти нелепые мысли… Вскоре она забыла обо всём на свете.

Слёзы ненависти текли по щекам. Гиль Давидович плакал беззвучно, стараясь не выдать себя; лишь однажды сучок под ногой хрустнул…

Так влюбилась Варя в разведчика Женьку. Лейтенант Заровнядный хоть и слыл бойцом лихим, бесшабашным, но чувства к девушке испытывал настоящие. Втюрился, как мальчишка, хоть виду старался и не показывать. Стали встречаться каждый вечер. Называл он её теперь ласково – Варюшка, она его – Женечка. Гуляли, по углам не прячась, отношений не скрывали. И были те вечера самыми счастливыми в Вариной жизни – последняя неделя перед большим наступлением. А в понедельник началось!