С тех пор мы начали покупать продукты с учетом вкуса нашего пушистого члена семьи.

Надо сказать, что аппетит Тома возрастал с какой-то геометрической прогрессией по отношению к его росту. Любимой едой котика стала печеночная колбаса. За нее он был готов продать душу. Ее он мог есть, наверное, бесконечно. Когда он наедался, то уходил отдыхать к себе (к себе – это значит, в любую точку квартиры, где его не будут трогать), но буквально через пол часа возвращался и продолжал трапезу. Так он делал, пока ни уничтожит все, что мы положили. А попробуй не положи, он не выйдет из кухни, пока не изведет нас своим требовательным «Мяяяяяууу!»

Впрочем, требовал он всегда, когда мы приходили из магазина. Ему надо было дать хоть что-нибудь, иначе он обидится. Приходилось отрезать кусочек мяса или еще какой-нибудь вкусности, тогда он успокаивался. Так мы от него откупались.

Однажды в новый продуктовый магазин рядом с нами завезли цыплят-табака. Приплюснутые тушки, видимо, не ушли вовремя по назначению и их решили сбагрить через торговую сеть. Тушки были уже немного с запахом, что объясняло их копеечную стоимость. У нас тогда были проблемы с деньгами, и мы купили для кота несколько килограмм этого несостоявшегося ресторанного деликатеса. Думали, если не съест, выкинем. Не жалко. Где, там! Том набросился на цыплят с кровожадностью волка. Через неделю от них не осталось и следа. Все было уничтожено вместе с косточками. Мы были поражены! Всегда был уверен, что коты не собаки и кости не жрут ни под каким соусом. Наш кот мог дать фору в этом многим представителям псовых. Он и потом также расправлялся с костями, но только куриными и рыбьими. Рыбу, какая бы крупная она ни была он съедал полностью, включая голову. Ел он только речную «благородную» рыбу, типа лещей, плотвы и т. п. Карася не любил. Наверно, запах его все же отпугивал. Речной рыбы у нас хватало. Мой отец, старый рыбак, никогда не забывал о Томе.

Такая любовь к чревоугодничеству объяснялась кастрацией Тома. Бедняга перенес операцию, когда ему исполнился год. А что было делать. В минуты усиливавшегося природного инстинкта он становился чересчур агрессивным.

Пожирание костей не прошло даром. Лет через пять мы заметили отсутствие у Тома пары верхних клыков. К этому времени он уже немного умерил свой зверский костеперемалывающий аппетит. Было из-за чего.

Но, если кости он оставил в покое, то на все остальное ему было далеко не наплевать. Вдобавок, этот товарищ научился открывать холодильник. Много раз мы находили по утрам обрывки упаковки от съеденных продуктов, да и сами их остатки валялись тут же. Весь дверной утеплитель нашего «Минск-15» со стороны ручки был изодран в клочья. Хотел я переставить завесы, чтобы дверка открывалась с другой стороны, но так и не дошли руки. Да и смысла не было. Все равно раздерет и с другой стороны. Конечно, мы его наказывали, но… короче, кот есть кот. Долго зла мы на него не держали. Наверно он это понимал и наши тапки все семнадцать прожитых им лет оставались нетронутыми. В тапках он спал. По тому, в чьих тапках он спал, можно было определить по кому он скучает, когда хозяин тапок надолго уходит. Скучал он по любому из нас. Он одинаково любил всех, так же, как и мы не чаяли в нем души.

Том был очень добрым котом. Это понимали все, кто бы к нам ни приходил. Возможно, это было одной из его хитростей. В первую очередь, Том, как всегда, обходил гостя, терся об ноги и усиленно обнюхивал его сумку, что очень нравилось всем гостям. Если запах из сумки привлекал его внимание, он тут же предпринимал попытку открыть сумку или залезть в принесенный полиэтиленовый пакет. В первое время это ему удавалось, но после парочки не очень приятных инцидентов мы стали пресекать на корню такие преступления, отправляя все сумки в шкаф вслед за одеждой.