Как известно, самая неприятная из обще кошачьих привычек – «заточка когтей». Тому было абсолютно начихать, где и на чем производить данное действие. Мы пытались подставлять ему доски, но он их игнорировал, «оттачивая» свое искусство на обоях, диване, креслах и других предметах человеческого уюта. На мягкий угол я потом пошил чехол, наивно полагая, что хоть он-то спасет диван от растерзания. Ага! Чехол пытался героически держаться, но через несколько месяцев был с позором отправлен на тряпки. К слову, новую обивку мягкого угла мы сделали только после смерти Тома. Можно представить, на что была похожа наша квартира все эти годы. А еще представьте, насколько мы его любили.

Открытие холодильника не являлось единственным «достоинством» Тома. Он умел открывать все комнатные двери, при этом открывал их, как в одну, та и в другую стороны. Делалось это просто – прыжок на ручку, одной лапой повисает на ней, другой отталкивается от стенки. У меня в те времена появилось что-то вроде ворчливой поговорки: – Том, когда ты уже двери научишься закрывать за собой?!

Как и все коты, Том в своем детстве очень любил баловаться с водой. Он буквально «зависал» перед открытым краном с водой, пытаясь сбить лапой льющуюся струю. Иногда открывал воду сам, но это в исключительных случаях – только, когда хотел пить, а мы забывали налить ему воды. Да и то, если кран не сильно был завернут. А вот купание он ненавидел всей душой. Со временем притерпелся, но отчаяние, с которым он переносил данную процедуру было хорошо видно в его глазах и написано на морде.

Все знают, что домашние коты подолгу могут сидеть у открытого окна, жадно глотая воздух и наблюдая за пролетающими птицами. Наш Том не был исключением. Правда, настежь мы ему окно не открывали, оставляя небольшую щель, чтобы он не вылез на карниз. Один раз он сорвался. В тот раз ему повезло – он упал в снег с четвертого этажа. Мы не сразу заметили, а когда опомнились, Том пропал. Только через несколько дней нам его принесли чужие дети, уже знакомые с ним. Иногда дочка выводила его на прогулку в самодельной «упряжи». Потом он выпал еще раз, но с более тяжелыми последствиями. Получилось так, что он сбросил себя сам. Он сидел в форточке и вдруг ему захотелось поточить когти. Он сделал это на самой створке, подтянул ее к себе, и она его столкнула вниз. Я быстро спустился за ним, принес домой. Было видно, что ударился он сильно, вероятно, свалился на узкую асфальтовую дорожку под домом. Чуть бы подальше – упал бы в траву. Недели две он тихо лежал в своем углу, почти не ел, только пил воду. Слава богу, оклемался. Не зря говорят, что коты живучие. Я думал, что он, наученный горьким опытом, больше не полезет на форточку. Неправильно думал… Пришлось стекло второй части форточки заменить на металлическую сетку, чтобы проветривать комнату, не боясь за Тома.

Неудачный полет с четвертого этажа – не единственное злоключение Тома. С некоторых пор у него стал воспаляться низ живота. Мы не раз возили его к ветеринару, он так и не смог определить, с чем это связано, только прописывал мазь для заживления. Мы мазали, бинтовали, рана затягивалась, но через некоторое время воспалялась снова. Мы уже перестали ездить в ветлечебницу. Однажды, жена, в очередной раз обрабатывая рану, заметила что-то торчащее из нее, похожее за нитку. Она потянула и вытащила кусок нити, оставшейся еще после операции кастрирования, а ведь после нее прошло уже лет десять! Как только нитки не стало, рана очень быстро затянулась и больше никогда не беспокоила. Бедный Том! Сколько же ему пришлось помучиться…