Прическа с деревянной формой

Тибет является одним из немногих мест на земле, где сохранилась традиция полигамии, причем относящаяся и к многоженству, и к многомужеству. Отвергнутый цивилизованным обществом, здесь этот обычай оправдывался нищетой населения. Для большинства тибетских семей групповой брак был и остается лучшим способом удержать под родительским кровом всех сыновей, следовательно, заплатить лишь один калым, избежав раздела семейного добра. Официально женился только старший брат, наследник родового имущества, дома, пастбища. Вскоре после свадьбы невестка делила ложе со свекром, а затем к браку присоединялись младшие сыновья. Вопрос об отцовстве никогда не поднимался: общая жена становилась матерью детей, которые относились к семье, а не к ее представителям. При всей спорности самого явления, тибетская полигамия имеет немало положительных сторон. Одна из них выражается в равноправии полов, уважительном отношении к женщине, что на Востоке бывает крайне редко.

Женские украшения для волос. Рисунок А. В. Потаниной

Если у зажиточного тибетца подрастало несколько дочерей, он мог усыновить юношу в качестве супруга для всех дочерей. Новый член рода считался сыном, братом, мужем, но только не отцом собственных детей, потому что по традиции у них была только мать – старшая дочь, для которой и выбирался супруг. Вступившая в брак вдова сначала на время, а затем и навсегда уступала собственного мужа взрослым дочерям. Однако, оставаясь хозяйкой дома, она сохраняла право называться матерью всех детей.

Укоренившиеся в Тибете полигамия и безбрачие лам повлекли за собой избыток женщин. Нехватка мужчин вызывала конкуренцию среди девушек, одновременно формируя в обществе лояльность по отношению к добрачным связям. В случае беременности незамужней тибетки отец будущего ребенка трудился на благо ее семьи в течение месяца. Через две недели после родов временного зятя благодарили и... показывали на дверь. Тот уходил, зная, что больше никогда не увидит ребенка, которого причисляли к семье девушки как сына ее матери.

Тангутка из провинции Амдо. Рисунок А. В. Потаниной

Еще со времен Марко Поло молодые тибетки носили украшения из нанизанных на ремешок серебряных денег. Знаменитый путешественник назвал такие ожерелья своеобразным языком любви. Каждый знак внимания со стороны мужчины добавлял в них по монетке.

Многорядное монисто означало, что девушка хороша, пользуется успехом у противоположного пола и ее можно сватать. Юным, невзрачным, неумелым либо капризным особам приходилось рекомендовать себя редким ожерельем. Особенно ценилась связь с чужеземцем, которую тибетки отмечали коралловым шариком.

Впервые оказавшись в Лхасе, иностранец мог огорчиться, увидев, что человек, с которым он так приятно общался накануне, при новой встрече показывал язык. По незнанию обычное проявление вежливости принималось за хулиганство, а ведь именно так приветствовали друг друга воспитанные тибетцы. Хорошие манеры давались нелегко: в богатых семьях детям приходилось терпеть жесткое, граничащее с жестокостью отношение со стороны домочадцев. Тибетские аристократы придерживались мнения, что простолюдин хотя бы в юные годы имеет право на снисходительность и доброту окружающих, поскольку в будущем его ожидает нелегкая жизнь. Отпрыск знатного рода, наоборот, в дальнейшем будет пользоваться всеми благами, поэтому должен воспитываться в суровых условиях.

Такие явления, как брань наставников, постоянные окрики, холодность отца и матери, недоедание, применение палки и плетки вполне соответствовали высокому положению ребенка. Ему полагалось испытать трудности в детстве затем, чтобы научиться понимать бедняков и в дальнейшем проявлять участие к их нуждам. Такие методы воспитания относились не к религии, а к семейной политике. Излишняя жесткость нередко приводила к смерти детей со слабым здоровьем, зато выжившие отличались физической силой и легко преодолевали душевные невзгоды.