– Стойте на месте.

Полицейский подзывает одного из сотрудников и что-то шепчет ему, дожидаясь понимающего кивка. Через пару минут мы перемещаемся в зал, где мне дают комплект одежды.

Я все еще не понимаю, что происходит. Они должны оказать ей помощь.

– Послушайте, – стою, держа в руках сменную одежду. – Мне нужно поехать с ней в больницу.

– Сэр, – офицер наконец-то вытаскивает руки из карманов. – Ваша невеста умерла. Мне очень жаль.

Он говорит эту фразу быстро, почти скороговоркой, с лицом человека, делающего свой ежедневный заказ кофе в Старбакс, а не выражающего соболезнования.

– Я не понимаю…

Тело словно налилось свинцом, ноги приросли к полу. Замешательство, сдобренное страхом, заставляет кишки скручиваться, не предвещая ничего хорошего.

– Снимите то, что на вас и сложите в этот пакет, – полицейский указывает на прозрачный полиэтиленовый пакет в руке криминалиста. – Переоденьтесь. Мы проедем в участок.

Люций замолчал, прерывая рассказ. Достал новую сигарету из пачки и закурил. Я притихла, боясь потревожить его настрой и сбить с мысли. Только обнимала ноги руками, пряча лицо с выражением ужаса в коленях.

– Я все не понимал, почему они везут меня в участок. Почему не дадут поехать в больницу, – пара глубоких затяжек прервали слова. – До меня начало доходить только когда мы почти подъехали к отделению, где они работали. Только тогда все картинки в голове сложились воедино. Кровь, раны, отсутствие дыхания, едва теплое тело, – он потер лоб тыльной стороной руки. – Меня накрыло прямо в полицейской машине. Минут тридцать не мог пошевелиться. Просто сидел и… – мужчина мотнул головой, мышцы его лица дернулись в болезненной гримасе. – В общем, выйти я смог не сразу. Казалось, самое ужасное позади. Остается только допрос, где придется все заново вспоминать. Но я даже не предполагал, что будет дальше.

В допросной горит слепящий свет. Я лежу спиной на грубой лавочке со связанными руками и ногами. Надо мной все тот же пузатый офицер и его тощий молодой помощник с тупым, как у барана, выражением лица и с такой же бараньей настойчивостью выполняющий указания своего коллеги.

– Слушай сюда, – пузатый закуривает, делая тяжелый воздух помещения еще более невыносимо едким. – Просто признайся, и все закончится. Твоя якобы, – он изобразил кавычки, подвигав пальцами незанятой руки в воздухе, – встреча началась в пять, продолжалась до семи. Но из дома ты уехал в три. А девушку убили в четыре. Где ты был в этот промежуток времени?

– Издеваетесь?

– Может ты сделал вид, что уехал, а потом вернулся, залез через окно на заднем дворе и убил ее? – офицер иллюстрирует свои слова, махая рукой, в которой держит тлеющую сигарету, от чего дым вырисовывает серые волны в воздухе. – Чтобы соседи не заметили. Потом так же вышел обратно, съездил на встречу и вуаля, – мужчина разводит руками. – Вроде бы тебя и не было вовсе на месте преступления.

– Пошел ты, гандон! – злобно цежу сквозь зубы.

Эта гнида ухмыляется, делает новую затяжку.

– Ладно, – он кивает помощнику. – Давай.

Помощник с бараньей рожей кладет мне на лицо тряпку, которую держит в руке. Я знаю, что сейчас будет происходить. Такие пытки применяли в Гуантанамо.

Начинает литься вода из той бутылки, которую этот кретин держал во второй руке. Ощущение, что тонешь, захлебываешься холодной водой, не имея возможности сделать вдох. Слизистые саднит, легкие ноют от натуги. Ты тонешь, будучи на суше. Суставы ломит, как и все мышцы на теле от неудобной позы. Меня словно скрутили в морской узел, бросив на растерзание бушующим волнам.

– Ну как? Не надумал говорить? – от лица отнимают тряпку. Хватаю воздух, громко хрипя.