Вскоре пришёл первый посетитель, высокий мужчина в синем.
– Дормидонтов Вадим Юрьевич. Передайте Галине Георгиевне, что во вторник в шесть вечера будет собрание в КСУ «Заречный».
– Игоревич? – не расслышала я.
– Нет, Вадим Юрьевич.
– Но, это ведь одно и то же! – зачем-то заспорила я.
– Да, но хотелось бы, чтобы было точнее.
Разумеется, что я просмотрела все бумаги. Под крышкой моего стола был один широкий ящик, где я нашла сброшюированные документы о перепланировке квартиры Полиповой Валентины Дмитриевны. А в платяном шкафу стояла коробка из-под обуви, где лежал пухлый файл, набитый «карточками общественных инспекторов».
Подошло время обеда, о чём я накарябала записку. Когда я прилепляла её к двери на скотч, ко мне подплыл огромным животом вперёд, – как барон Апельсин из «Чиполлино», только без слуги с тележкой, – какой-то ветеран из одноимённого совета.
– Что вы тут вешаете? – прогудел он. – А, вы здесь работаете! Очень хорошо!
А мама дома в нехорошей эйфории:
– Сегодня Льва Рохлина убили! Жену его показывали, – невменяемая, вся трясётся!
И перевела разговор на нашу жизнь:
– Представляешь, как же тебе повезло! Я когда это объявление прочитала, то сразу подумала: «Вот бы тебе такую работу!» Слушай, а там был их расчётный счёт? Где эта газета?
– Вы же на ней селёдку почистили.
– Из тебя будут растить кадры! Вот у нас на работе Ольга Сытина, секретутка. Сама – малярша из Фрянова! Мы как-то дали объявление в газету, что требуется секретарь. Мне тоже предлагали, но я отказалась: вот ещё, кофе подносить! А пришла эта Сытина: «Я, говорит, сама малярша, но умею хорошо на машинке печатать, это у меня увлечение такое! И так возвысилась! Сейчас она осталась в Управлении торговли. Я, когда ей звоню, то всё время говорю: «Мне – Сытину». – «Ой, что вы, как можно! Ольгу Аркадьевну!»
Заметки на полях 20 лет спустя
А год спустя Ольга Сытина погибла. Она вышла замуж за травматолога, с которым долго сожительствовала, и он разбил её на своей машине.
«А Матико Тацуи как раз в то время погибла: нарядная, в кимоно с длинными рукавами, села прокатиться в самолёте, – тогда это было ещё в новинку, – и разбилась над равниной Сусаки. Об этом много писали во всех газетах».
(Фумико Хаяси, «Поздние хризантемы»).
***
Я рассказала, что рядом действуют Совет ветеранов, Общество книголюбов и Охраны памятников.
– Ой, и все они финансируются из бюджета?! Надо же! Ты там можешь даже замуж выйти: увидит тебя какой-нибудь ветеран и скажет внуку: вот у нас на работе есть такая девочка скромная, не красится!
После обеда я прочла красную брошюрку и узнала про экологические «электромобили», которые должны бы заменить двигатели внутреннего сгорания, весь этот тетраэтилсвинец и бензин. «Не губи первоцвет, побойся Бога!»
Ближе к вечеру приплыла Галина Георгиевна, тоже вся какая-то экзальтированная:
– Ой, Аля, Аля! И не скучно тебе здесь сидеть! Ты уже, наверное, все газеты здесь перечитала!
Я передала, что заходил Дормидонтов.
– Нет, во вторник я не могу! Ко мне приезжают родственники из Казахстана, они едут в Белоруссию, и я должна буду их проводить и встретить, посадить на поезд…
Я что-то для связки слов спросила про Дормидонтова, и Лепёхина подняла пальчик:
– У него – двое маленьких детей!
Да что это за сука такая озабоченная! По себе, что ли, судит?
– А ты не хочешь билет на футбол? – уже по-матерински предложила Лепёхина. – Недавно же стадион отделали. Там глава будет, вся администрация…
– Да нет, я спортом совсем не увлекаюсь.
Я просто не могла туда пойти. Мама скандал устроит.
Лепёхина же озабоченно полезла в буфет.