«Она врёт, как так можно?!» – возмущается мама.
28 октября 1998, среда
Ездила на Третьяковскую. Хотела попасть в Славянский культурный центр и купить там патриотических газет.
Как же там много храмов! Настоящая старая Москва.
А вот улица Большая Ордынка. У нас радио всё время работает, и там песня:
На Ордынке, на Ордынке, где фасады по старинке…
А есть ещё и Малая.
Дороги здесь, в отличие от наших, хорошие. Выложены красной, фигурной тротуарной плиткой, поэтому луж и грязи нет. (Такая же и у нас возле музыкальной школы).
Узенькую дорожку на ту сторону не перейти. Машины не останавливаются. Едет мент в фуражке. Рядом – бабка с дочкой. И вдруг она ему говорит:
– …, да остановись же ты!
Тот открывает рот и останавливается. Всё, путь свободен!
На одном из балконов висит огромный плакат: «Агентство недвижимости». Чтобы там не говорил этот Курицын.
А Черниговский переулок, где нужный мне центр, я так и не нашла.
В обратной электричке купила за десять рублей маленький толстенький справочник «Алло, Москва для вас!» Его предлагал невысокий студент в очках. Желающих много нашлось, он отвечал всем заинтересовавшимся с улыбкой:
– Там много различной информации!
29 октября 1998, четверг
Снова заходила сегодня к Лепёхиной. Она носится с этим своим президиумом, как курица с яйцом. Если пока в каморке у сортира сидели, никто из них не помог, то, что сейчас говорить! Ведь даже собраться негде, и никто из сих почётных членов, с которыми я по своей «сословной низости» не имею права контактировать, не предоставляет для сего ответственного собрания помещения!
Но тупости и наглости нашей Лепёшке не занимать. Она говорит:
– Иди в администрацию, там есть такой Щербинин, Александр Иванович, кажется, он управляющий делами. Попроси у него конференц-зал на сегодня, на пять часов.
И я, такая гордая, побежала через весь город в Белый дом!
Когда я ходила к Алексею Антоновичу за списками садоводческих товариществ, в администрацию путь был ещё свободен. Я помню, как в глубоком детстве мы с мамой совершенно спокойно забрались на четвёртый этаж, где в коридоре находились списки очередников на улучшение жилищных условий. Мама тогда сказала, что наша очередь восемь тысяч какая-то… а может быть, и все восемьдесят восемь тысяч. И даже я понимала, что никогда она до нас не дойдёт.
Этим летом мы все удивились, что такая очередь вообще ещё существует. Маме из администрации прислали письмо, что она состоит с 1981 года в очереди на улучшение жилищных условий, но на данный момент «проживает вместе с мужем и дочерью в двухкомнатной квартире общей площадью 42,7 кв. м. Из очереди … исключить!»
В общем, послание с того света, где было бесплатное получение жилья.
Мама очень долго смеялась, а потом сказала гордо:
– Я сама себе их улучшила!
Присылали ей и открытку, отпечатанную на машинке, где маме нужно было явиться для перерегистрации. Но мама никуда тогда не пошла, сказав:
– Да какие сейчас очереди?!!
Так вот, сразу после окончания моих работ в главном садоводстве, в Администрацию стали пускать только по документам, не обязательно по паспорту. Какой-нибудь членский билетик с фото вполне сгодится. Ильф и Петров, где вы?
Узнала я об этом от Михаила Викторовича.
– Ха, в администрацию теперь без документов не впустят! У Хлудова, ха, видеомагнитофон украли! Придумали бы, ха, что-нибудь поумнее!
Мама услышала об этом у себя на работе (две трети зарплаты ей сохранялось) и сказала:
– А это Тамара, секретутка его, бабка старая, наверное, украла!
Она ненавидела Хлудова, потому что он обманул их организацию, пообещав в случае своей победы всяческие блага, а на деле засунув их, старых толстых тёток, в глубокую задницу.