Путь в Легион. Один на один с Зимой.

Впереди, на сколько было видно, простиралась все та же степь с блекло рыжей травой и мрачными камнями, торчащими из нее. Рельеф вроде бы незаметно, но все же стал более выраженным. Камни незаметно превращались в глыбы, подъемы и спуски стали круче. Такое ощущение, что ткань земли истончалась и сквозь нее все более и более проглядывали черные и серые кости земли. Борис окончательно запутался в направлении движения. Если бы у него спросили откуда они пришли, он бы не смог ничего ответить, все что он видел это спину Кромхильда, несмотря на то что их проводник называл себя кривым, двигался он с неплохой скоростью, но самое главное темп, который он задал всей группе был ровно таким, чтобы нести носилки с Клумом и не умереть при этом. Если выдвинулись они утром, то сейчас предположительно близился вечер. Предположительно, потому что, на серые тучи, наползали черные тучи, и без того мрачный пейзаж, становился совсем уж депрессивным. В воздухе постоянно висела завеса из мельчайших капель, размывая видимость и заполняя собой все вокруг. За это время Борис с Витьком три раза сменили Хавлика и Николая в роли носильщиков, не останавливаясь ни на минуту, и носилки с каждым мгновением становились все тяжелее и тяжелее. Во время отдыха от ноши, быстро, на ходу закинули по паре горстей того самого сушняка, мешок которого им оставили их спасители, на деле оказавшийся чем-то вроде пеммикана, то есть протертым мясом с ягодами и листьями. От этой отупляющей ходьбы весь мир сузился до спины их провожатого, который, казалось, все прибавляет и прибавляет скорость. Выпрягаясь, в четвертый раз, из ременной упряжи, спина жалобно щелкала, а ноги просто онемели от холода и напряжения. Оглянувшись, Борис увидел, что Десс с Иисой только подходят к ним, тогда как Николай и Хавлик уже приладили ремни и, повинуясь нетерпеливому жесту Кромхильда, двинулись вперед. Борис отвернулся и тупо поплелся за Витьком, без слов и эмоций, как зомби. Сил не осталось и на что, кроме передвижения, он подумал, что напади сейчас на них волки, то сопротивления бы не встретили, ну от Бориса уж точно. Так и продолжалось до тех пор, пока Николай, оступившись на мокром камне, не упал, чуть не перевернув носилки с Клумом. Если бы не Хавлик, вцепившийся в край носилок, то больной просто бы выпал из них, а так край носилок только придавил Николая и все.

– чего застыли, выковыривайте давайте его, а то еще этого придется тащить – окрикнул Кромхильд. Борис поймал себя на мысли, что они с Витьком стоят и тупо смотрят на копошащегося Николая. Кое как выдернув его из ремней и ставшими неподъемными носилок, Борис просто упал рядом. Еле вытянув Николая из-под носилок, вся компания, включая Хавлика дружно повалилась на землю. Борис почувствовал, как захрустели позвонки, принося временное облегчение. Он перевернулся на спину и уставился в низкое небо, наливающееся чернотой туч. Кромхильд скептически оглядел их компанию, кинул взгляд на подходящих Десса и Иису, и распорядился – встаем на ночь.

– давайте оттащите его вон к тому камню – показал он на глыбу серого цвета, выпирающую из земли на три роста человека – Никлай пусть остается с Иисой, остальные со мной, надо собрать костер, чем быстрее мы это сделаем, тем больше у нас времени на отдых будет.

Кряхтя, вся компания поднялась, оттащив носилки с Клумом к камню, причем Николай страдальчески морщился и держался за поясницу, поэтому пришлось Витьку сменить его. Затем, обойдя каменный выступ, они обнаружили заросли колючего кустарника, который уже сбросил листья, и принялись ломать его ветки, с них капала влага, заставляя руки скользить и царапая их. Тем временем Кромхильд, достав нож быстро нарезал огромную охапку веток. Борис никак не мог справится с мокрой веткой и видя, как их проводник, называвший себя калекой, ловко орудует своим ножом, злился на эти долбанные ветки, на проводника и на весь мир вокруг, понимая, что калека это он. С рычанием оторвав измочаленную ветку, он, не удержавшись на ногах опрокинулся и упал. Вскочив, он швырнул злополучную ветку в их с Витьком жалкую, по сравнению с кучей веток у Кромхильда, кучку и зло ощерившись прошипел – ссука, ссука, да что же б..ять за жизнь такая а. Никто не обратил на это внимание, Витек только голову повернул и все. Борис, не найдя выход злости, непонятно откуда поднявшейся в нем, полез опять ломать, ни в чем не повинные ветки. Он не заметил, что Кромхильд очень внимательно следил за ним, даже остановив свою работу, а потом удивленно вскинул брови и хмыкнул, как будто удивляясь, пришедшей в голову мысли. Уже неся охапку веток обратно, Борис сам удивился той злости, которая временами поднималась в нем, видимо от предельного напряжения и постоянного выматывающего стресса, ну не ветка же виновата. Уже в темноте они переложили Клума на обрывок шкуры, и из носилок соорудили нехитрое подобие палатки, открытой с одной стороны и упиравшейся в камень другой. Вход Кромхильд завалил охапкой колючих веток, сделав так, что половина кучи была под навесом, а половина нет. Казалось, что на пропитанном влагой воздухе огонь добыть не получится, но их проводник очередной раз удивил и довольно быстро справился с этой задачей. Уже в слабом мерцании крошечного костерка, дым от которого неохотно выходил сквозь единственный выход их палатки Борис увидел, что Кромхильд бережно убирает в крошечный кожаный мешок, остатки сухого мха и туда же кладет несколько тонко наструганных сухих щепок от веток. Все остальные сидели и тупо таращились в огонь, Борис посмотрел на уткнувшегося в сгиб локтя Николая, закрыл глаза и … В следующее мгновение услышал хриплый голос Кромхильда, почувствовав, что кто-то тыкает его в бок.