– вот поэтому небо и завершило его позорную жизнь, да еще и таким способом – выпалил Бахма. Витек переглянулся с Борисом и ничего не сказал юнцу. Сам же Борис поморщился. Он вспомнил, что утопил Безита в корыте с мочой, совсем не из возвышенных целей, а от своего нетерпения побыстрее двигаться к цели. Для него это было просто. Просто утопить как слепого котенка и Борис боялся именно этой легкости. Нет сомнений, нет сожалений, нет моральных норм, захотел и убил, чем он отличается от тех молодых ублюдков, что мучили невинную девушку, только что не мучал и не истязал свою жертву. Настроение стремительно испортилось, и он засобирался в свою комнату. Витек пошел с ним, а Бахма пошел к своему степному коньку на ежевечерние ритуалы. Он каждый вечер разговаривал с ним и угощал своего конька чем-то вкусным.

– вот же, юный идеалист – сказал про Бахму, Витек, укладываясь на своей постели – вот такие революции то и делают.

– да уж – коротко согласился Борис.

– тут в принципе то все общество трещит по швам – продолжал Витек – вояк мало мальски годных ссылают, остальным жалование зажимают, не снабжают, аристократы вырождаются стремительно, скоро все окраины полыхнут, северяне, степняки и прочие думаю, хлынут и раздербанят эту власть в клочья.

– ага – кивнул Борис – и мы этому очень способствуем с тобой.

– да, назревает грандиозный кипешь – засмеялся Витек – имперского масштаба, свалить бы до всей этой заварухи.

– вот и я бы этого очень хотел – смотря в потолок, сказал Борис – я просто хочу жить спокойно. Но не знаю, смогу ли я это сделать, после всего, что с нами произошло, подумал про себя.

Но спокойно им не удалось даже до столицы добраться и виной этому послужила все та же заносчивость аристократов, которых становилось все больше по мере того, как они подъезжали к столице.

Постепенно погода становилась все теплее, да и расположение столицы империи Авако было гораздо южнее тех широт, куда ссылали неугодных. Народ носил все более легкие одежды и спутники, убрав в дорожные баулы все лишнее, ехали в одних штанах и рубахах, а Витек так вообще часто щеголял голым торсом, вид которого очень изменился со времен его попадания в этот дикий мир. Мышцы, хоть и не были прорисованы как у атлетов на сцене, были глубокими и перекатывались при движениях как змеи, под загорелой кожей оставляя белыми полоски многочисленных шрамов. Борис, хоть и не обладал габаритами Витька, смотрелся внушительно, кроме крепких мышц в нем интуитивно угадывалось какое-то напряжение, как будто закрученная пружина, спустив которую может быть все что угодно, но хорошим это вряд ли закончится. Велунд утверждал, что пройдя несколько раз инициацию и победив своего зверя, сроднившись с его существованием, человек приобретает некоторые отличия, которые хорошо чувствуют животные и хуже люди. Запах опасности, вот что исходило от Бориса, по заявлениям его компаньона Витька. А вот Бахма постоянно становился объектом подколок, благодаря своему возрасту и неопытности в жизни. В основном он смеялся вместе со всеми, не обижаясь на торговцев или служанок постоялых дворов, где ночевали путники. Проезжая по дороге, которая петляла вдоль сонной, равнинной рекой, неторопливо несущей свои воды между перелесков и полей их обогнал конный разъезд из пятерки всадников. Со смехом и гиканьем пронеслись они мимо. Все, что смогли разобрать путники, это прекрасные, породистые кони и богатые одежды пронесшихся мимо людей. Собственно такое поведение было не очень вежливым, все кто обгонял, старались выехать на дорогу чуть дальше тех, кого обгоняли, глотать взбаламученную пыль было неприятно, ведь в следующий раз так поступят и с тобой. Эти же, что называется, подрезали, да еще и издевательски засмеявшись при этом. Нахалов узнал Бахма, когда путники подъехали к переправе через реку по их прекрасным коням, которые в данный момент находились под присмотром хмурого, матерого мужика, который привязывал хозяйских коней к хлипкой коновязи. Сами же хозяева коней, оказавшиеся разодетыми в пух и прах юнцами, изрядно пьяными, задирались и творили беду. Переправа представляла собой паром, по сути, большой плот, который отходил от длинных и широких мостков и причаливал к песчаной отмели наискосок, учитывая течение, которое неизбежно сносило его. Обратно же плот двигался, что называется на лошадиной тяге. Все нехитрое хозяйство паромщика состояло из самого плота, длинного амбара, пары сараев и небольшого домика, в котором жил сам паромщик, который сейчас лежал в луже собственной крови, уставившись мертвыми глазами в синеву неба. А его убийцы увлеченно насиловали молодую женщину, которая уже никак не реагировала, дергаясь в такт движениям насильника и смотря мутными глазами в сторону реки. Насиловал ее тощий юнец, а остальные ржали и обсуждали этот процесс, отпуская язвительные комментарии и передавая по кругу бутыль с вином. Увидев это, Борис, которого Витек и Бахма, негласно признали лидером в их компании, тем более что пропуск имперского гонца был именно у Бориса, поморщился и хотел уже проехать дальше, как был замечен пьяной компанией.