– А я еду домой, – вздохнул Бережной. – В Москве по случаю десятилетнего окончания академии собирался наш курс. Немного погуляли, так сказать, тряхнули стариной.

– Так вы что, тоже офицер?

– Да, в недавнем прошлом полковник.

– Ну, тогда не грех выпить за офицерское братство, – обрадовался морпех.

Снова над столом взлетели наполненные рюмки. Странное дело – чем больше Юрий Сергеевич пил, тем быстрее трезвел. Впрочем, он давно знал эту особенность своего организма. Подобное с ним происходило, как правило, после нескольких дней бурного кутежа, организм просто отказывался реагировать на алкоголь.

Совершенно трезвым взглядом он смотрел на молодого человека. Высокий, стройный, косая сажень в плечах, открытое мужественное лицо и такой же открытый взгляд.

«Сколько ему лет? – подумал Бережной. – Тридцать – тридцать два, вполне мог бы быть моим сыном».

Сына у Юрия Сергеевича не было – две дочери и озорница внучка, всеобщая любимица. Своих девочек он любил, а о несбывшейся мечте, о наследнике, думал как о соратнике и единомышленнике.

– Награды получил за Чечню? – неожиданно спросил Бережной, указывая на грудь.

– За нее, родимую, – мрачно хмыкнул Денис.

– Так вот, давай выпьем за тебя, орденоносец.

– Нет, – морпех качнул головой. – Если пить, то давайте помянем тех, кто сложил свои буйны головы на этих чертовых войнах в своей родной стране. Вечная память.

– Вечная память, – эхом вторил Бережной.

Офицеры выпили по старинной русской традиции, не чокаясь. В отличие от Юрия Сергеевича, Денис на глазах хмелел все сильнее, глаза покрылись влажной пеленой, язык заметно заплетался. Его собеседник оказался опытным психологом и сразу же сообразил, что парня изнутри гложет желание выговориться, его нужно было только подтолкнуть.

– Денис, ты такой же поэт и партизан, как твой героический тезка? – неожиданно спросил Бережной и в упор уставился на своего собеседника.

– Да нет, – пьяно хихикнул Давыдов, отмахнувшись. – Он поэт и партизан, а я морпех и диверсант. Далеки мы друг от друга, как небо и земля. – Тряхнув графином, старший лейтенант разлил по рюмкам остатки водки, при этом изрядную порцию алкоголя проливая на хлопчатобумажную скатерть. – Я два года воевал в Чечне, два года месил грязь, топтал горы, гоняясь за «духами». Лил их и свою кровь, за это имею вот эти цацки, – он ткнул себя в грудь кулаком, – а потом полтора года сидел в Лефортово. Одна кульгавая сука из журналистской псарни нацарапала статью «Смена приоритетов. Современный Денис Давыдов не герой с поэтической натурой, а циничный палач мирного населения». Эту статью тиснули сразу несколько газетенок, но, главное, ее издали на Западе. И тут же получился политический резонанс. В меня клещами впились толстомордые следаки из военной прокуратуры и полтора года, изо дня в день, давили меня самого, как клопа, требуя признания, что я грохнул шестерых пленных «духов». Но ничего у них не вышло. Не схавали толстомордые, подавились. Вот выпустили, а в кадрах флота предложили по-тихому уволиться. Я отказался. Тогда и дали направление в новый учебный центр. К вам, в Новоморск, чтобы, значит, нигде не высовывался.

Теперь Бережному стало ясно, почему так быстро опьянел морской пехотинец богатырского сложения.

– Давай-ка, Дэн, выпьем за все хорошее, – мягко, по-отечески, предложил Юрий Сергеевич.

– Давай, – согласился старший лейтенант, криво улыбнулся и добавил: – Как в песне пелось: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина. Выпьем и снова нальем».

Они выпили, закусили остывшим мясом из горшочков, и, когда Денис поднял руку с намерением заказать еще один графин водки, Бережной придержал его. – Не стоит, Дэн, официантки и так на нас косятся, как бы милицию не вызвали. Кому нужны неприятности?