– Ой, ладно уговорила, переезжай ко мне, – пошутил Ник.

Дверь открыл один из лаборантов, и отчитался об окончании мероприятий.

– Ну все, можно ехать, – сказала Кира, убирая со стола.

– Я пока прогрею машину, – ответил Ник, выходя из кабинета.

Помещение наполнилось гулом, работники с не довольствием посматривали на вездеход, выпускавший клубы выхлопных газов.

Кира спустилась в теплом комбинезоне, и теперь уже не была похожа на делового доктора.

Ворота со скрежетом откатились, и машина выкатилась наружу.

– Как же мне они надоели, проговорила она, их показушность, лицемерие, все одинаковые, даже внешне. Откуда они берутся! Такое ощущение, что их там клонируют и отправляют ко мне. Даже поговорить не с кем Ник!

– Зомби, Кира, зомби, они всегда были, массовое сознание. Ешь – что дают, делай – что все делают, живи так – как показывают. Сознательное рабство. Это политика.

– Скорее бессознательное. Это конечно началось давно. К примеру…. Вот ты Ник, любишь читать?

– Ну, я же не родился с гаечным ключом в руках, кроме сертификата механика, у меня есть гуманитарное образование, и не поверишь, мне предлагали остаться на кафедре зарубежной литературы.

– Я не хотела тебя обидеть, – Кире стало немного неловко, – я не о том. Вот вспомни, что писали еще 70 лет назад, ведь еще тогда многие увидели, куда катится наше общество.

– Унифицированное и шаблонное, – добавил Ник.

Кира задумалась.

– Я иногда думаю, почему там… Во «внешнем» мире. Я никогда не встречала таких…

– Каких таки?

– Таких как ты, как Вик, как Рик.

– А где бы мы встретились Кира. Максимум на приеме у тебя. И вряд ли бы мы там разговаривали о жизни.

– И тут ты прав. Мы люди закрытые, не выбрасывающие на показ, на всеобщее обозрение то, что свято храним в себе. Нам не нужно всеобщее одобрение. Мы умеем мыслить самостоятельно. Не подражаем, не подстраиваемся…

– А ты когда-нибудь пыталась стать как все?

– Да, но я другая, это не замкнутость, это не комплексы, я просто другая. Мне скучно, а то и противно быть частью массы.

– Представляю, как нелегко было твоим родителям, когда ты была подростком, – пошутил Ник.

Кира улыбнулась и продолжила, – а ты, ты никогда не чувствовал себя одиноким?

– Всегда… всю жизнь, и сидя в четырех стенах и с веселой компанией друзей. Раньше это чувство прямо разрывало меня, что-то горело внутри. Но позже, я старался держать в себе всю эту бурю недовольства что ли… Потом повзрослел, жизнь то не сказка, и в большем счете старался просто выжить в этом мире, найти свой уголок. Стал сдержанней, стал остывать, но иногда срывался и делал какие-нибудь, глупости.

– Какие? – полюбопытствовала Кира.

– Нуу… просто нервный срыв. Представь что перед тобой река, она бурная, холодная и широкая. Ты точно знаешь что утонешь, дойдя до середины. Ты можешь найти мост, а можешь поплыть. Что ты сделаешь?

– Знаешь, иногда так и хочется поплыть… – Кира снова погрузилась в мысли, смотря на бесконечную дорогу, вырываемую из покрова тьмы лучами фар и поедаемую вездеходом.

Путь в неизвестность, думала она, вот так и бродим мы одни во тьме. Кто-то ищет мосты через реку, слышит ее шум, видит ее, фотографируется на ее фоне. А кто-то погружается в нее, ощущает ее мощь, глотает ее воды, противопоставляет ей свои силы, борется, движется и скрывается под пеной волн…

– Ник. А как бы ты хотел жить? – спросила Кира, выйдя из-под гипноза дороги.

– Как человек, – недоумевая, ответил Ник.

– А как он должен жить, по-твоему?

– Осознанно. С целью. Не как животное. Не подумай что я мазохист, но безделье – вырождает в человеке всю его человечность. Я не говорю, что всех надо загнать в шахты и заставить вкалывать по двадцать четыре часа в сутки, но и превращать человека в домашнего кота тоже не следует. Это же умственная, в первую очередь деградация, которая в последующем приведет к тому, что останутся одни животные и потребительские инстинкты.