Я развернулся и пошел досыпать. Завалившись в постель, я тут же заснул, правда, с легкой тревогой, но такой, не назойливой. Мне было даже интересно. В конце концов, они могут меня ставить на дежурство хоть каждую неделю. И тогда придется сторожить, чтобы я не сбежал. Тогда кто-то должен все время там быть. Эта идея мне понравилась, и больше я ни о чем не думал.

День мне опять не засчитали и назначили на следующий. Следующим днем была пятница, и я вовсе не пошел, сказав будившему меня человеку, что подвернул ногу и никак не могу.

И вот, после уроков, я опять стоял в приемной директора. Разговор был короткий – меня просто не отпустили домой на выходные. Неожиданно. Директор что-то говорил про уважение.

Когда народ погрузился в автобус и выехал из нашей «зоны отдыха», я прошелся вдоль решетчатого забора и свернул за сарай, еще поблескивающий свежей краской серо-зеленого цвета. За сараем на сваленных мешках сидел знакомый восьмиклассник. Я примостился рядом. Он косо взглянул на меня и ничего не сказал.

Земля была рыхлая, рассыпчатая. Я приметил палку, дотянулся до нее и, переломив наискось, заострившимся концом начал рисовать линии.

– Сколько человек осталось, знаешь? – спросил, чуть погодя, восьмиклассник.

– Не-а. А обычно как?

– Да, когда как… Человек десять, не больше. Тебя как зовут-то?

– Семен.

– А меня Стас. Надул Семечек, а, Семен? – и он засмеялся.

Я тоже улыбнулся, удивившись, откуда он знает.

– Да-а, наверное, не знаю. Странные они. Волчата.

– Во-во. Как будто из тюрьмы только вышли. Самое интересное, что так они не полезут. Только всей стаей.

– Я заметил. В коридоре некоторые даже глаза отводят.

– Во-во. Но ты не расслабляйся. Подляну кинут какую-нибудь. Розаня на это мастер.

Я сразу понял, о ком он. Да и как тут не понять. Розовощекая предводила команды была слишком на виду.

– Тебя поэтому домой не отпустили? – спросил Стас.

– Именно. А тебя? – впервые мне было интересно узнать, что происходит с другим человеком. И еще мне хотелось понять, почему он меня предупредил.

– Да, меня вообще не выпускают, – ответил Стас спокойно, разминая затекшие ноги.

– Как это? – удивился я.

– Да так. Штрафов много, – Стас довольно ухмыльнулся.

– И что? – такой поворот дела меня озадачил.

– И домой ни-ни.

– А что родичам говорят? – не поверил, обдумывая как мне быть с этим дежурством.

– А чего им говорить, дополнительные занятия. Я же двоечник. Типа, занимаются. На каникулы все равно отпустят, куда денутся.

Стасу, похоже, было все равно. Но мне – не очень.

– Понятно, – протянул я и замолк.

Мне стало не по себе. Это что же получается, я так месяцами могу здесь сидеть, если не закрою свои штрафные баллы? Настроение упало. Здесь я его как-то особенно чувствовал. Если раньше мне все было ровно фиолетово, то теперь меня бросало то вниз, то вверх, я только виду не подавал.

Из приятного было: Светка, полдник из оладий с джемом (почти как у деда) и то, что моя кровать стояла у окна, и я иногда мог читать при свете луны. Даже фонаря не надо. Аккуратно мне так светило на подушку. Наверное, поэтому там никто не спал, – хлипкие занавески висели, как тряпочки, ровно до половины.

Я посмотрел на Стаса. Наверное, я давно так долго ни с кем не разговаривал. Может быть, от этого чувствовал какую-то назойливость, что ли, со своей стороны. Мне не хотелось, чтобы он подумал, что я за него цепляюсь. Поэтому я постарался спросить как можно равнодушнее.

– А чем вы занимаетесь здесь в выходные?

– Да-а, кто чем, – так же прохладно и туманно ответил он, как будто почувствовал смену настроения и тоже отгородился.