Из письма О. Куваева Е. П. Негребецкой – геологу, родственнице А. П. Попова.
И не надо скучнить жизнь, дорогу – мечте и фантазии! Однако и всяческие розовые коллизии, надуманная чепуха – лишь бы попышнее – там, где сам повседневный труд схож с приключением, – такая трактовка «жизни» граничит с беспрецедентностью обдуманной лжи. Я, в частности, говорю о литературе о геологах, ибо весь мой жизненный опыт пока связан именно с геологией. Геология ныне – наука и производство, она все более становится четким промышленным комплексом и дальше будет развиваться именно по этому пути. Надуманные истории про последнюю спичку, трехпудовый рюкзак, закаты и «ахи» над месторождением: «здесь будет город» – звучат чаще всего оскорбительно для геологии. Все случается в силу жесткой необходимости, но это нельзя возводить в ранг сугубо типичного. Вот именно в этом я вижу на ближайшее время свой долг пишущего человека, это долг перед товарищами по профессии, с которыми вместе приходилось работать, радоваться, рисковать и просто жить[3].
Олег Куваев
Во время одиночного сплава по Омолону.[4]Чукотка. 1970 г.
Когда-то давно, в период полного душевного разлада и физического тоже, я навязчиво думал: «Ты, Олег, уже – все». Тогда собрал я в себе последний кисель и сплавился в одиночку по Омолону на долбленке… Через 400 километров сего сплава я пришел к выводу: «Ты, Олег, еще ничего». Много что пришло в голову во время этого одинокого плавания, которое местные жители считали невозможным.
Из письма читательнице, ноябрь 1974 г.
Дом стоит на берегу большой таежной реки, отмеченной на большинстве карт Союза. Река эта впадает в реку, которая уже отмечена на всех картах мира. А большая река самостоятельно впадает в Восточно-Сибирское море… Полярный круг проходит где-то рядом. Точного адреса я не называю, так как это дом для бродяг, а бродяги должны находить дома сами.
Из документальной повести «Дом для бродяг».
Есть, черт возьми, вечные категории. К этим вечным категориям я без колебания отношу склонность человека к странствиям. Не будем бояться слова «бродяга»… Странствия обогащают душу, лечат ее, если она больна…
Из предисловия к так и не вышедшему сборнику «Дом для бродяг» издательства «Современник», 1971 г.
Во время сплава по реке Олой. Чукотка. 1971 г. (фото И. Шабарина)
Из разрозненных мелочей возникает неуловимый аромат прошедших времен. Именно он помнится всегда ясно и точно.
Из рассказа «Через триста лет после радуги».
Кем бы ты ни был, чем бы ты ни занимался, допустим, шофер ты, шурфовщик или литератор, в своей профессии все-таки необходимо стремиться к высокому уровню настоящего профессионализма. Иначе нельзя.
Из выступления О. Куваева по Магаданскому радио, июнь 1971 г.
С А. П. Поповым. Полесье. 1974 г. (фото С. Гринь)
Был высший смысл, был «момент истины»… и в каких бы неожиданных сочетаниях ни шло коловращение лиц и имен, где-то среди этих лиц попадутся бывшие или теперешние самолюбивые мальчики, которым снятся гибельные выси и которым суждено стать знаменитыми. За Полярным кругом работают другие двадцатилетние, а те, с кем молились единым богам, сейчас уже обрастают учеными степенями и должностями… я верил, что должности, звания и комфорт не погасят в нас священный огонь, горевший во времена, когда мир казался нам сосредоточенным за Полярным кругом или там, где рискуют.
Из рассказа «Устремляясь в гибельные выси».
Со Светланой Гринь. Переславль-Залесский, 1974 г. (фото А. Чайко)
Я люблю тебя, Света. Более того, суеверно думаю, что нас бог друг для друга предназначил.
Из письма Олега Куваева Светлане Гринь.