Роту подвели к лодке и выстроили вдоль пирса, вахтенный доложил что-то вниз по висящему рядом «Каштану»* Вскоре из узкой рубочной двери появился бородатый дядя в канадке, с повязкой дежурного на рукаве.

Пожав Иванову руку, он коротко проинструктировал нас о правилах поведения при посещении корабля: соблюдать порядок и тишину, руками ничего не лапать и не отставать.

По его команде «Вниз!» – растянувшись цепочкой, по узкому обледеневшему трапу мы взобрались на скользкий корпус корабля и по очереди протиснулись в рубку.

Через отдраенный люк, оскальзываясь и наступая друг другу на головы и пальцы рук, с грехом пополам спустились в центральный пост.

Он поразил нас множеством приборов, пультов, различных устройств, рукояток и вентилей, матово сияющих надраенной медью и никелем.

Знакомство с кораблем началось с первого отсека.

В нем располагались шесть торпедных аппаратов с автоматическим пультом управления, раскрепленные на стеллажах торпеды, а также множество других, неизвестных нам механизмов и приборов.

В отсеке дежурили двое моряков в засаленных ватниках и шапках, явно не обрадовавшиеся нашему появлению.

По указанию дежурного (тот оказался лейтенантом) они коротко и толково рассказали о торпедном комплексе, его особенностях, а также условиях обитания в отсеке.

Дело в том, что торпедный, наряду с третьим и седьмым отсеками дизельной подводной лодки, является отсеком живучести. То – есть, в аварийных ситуациях, например при потоплении корабля, он может принять весь личный состав из других отсеков, для возможной последующей их эвакуации на поверхность через торпедные аппараты или входной люк.

Кроме того, при гибели команды центрального поста, из первого отсека можно обеспечить аварийное всплытие лодки на поверхность. Из него же, с использованием объемной системы пожаротушения, возможно тушение пожаров, возникающих в других местах лодки.

А еще первый отсек является жилым. В нем, на парусиновых койках, натянутых на металлические каркасы, расположенные над торпедами, отдыхают после вахт порядка двадцати подводников. Сейчас эти койки были пусты, и их серый брезент вызывал тоскливое чувство безнадеги. Скоро, ох скоро, придется нам хлебнуть лиха.

В угнетенном состоянии мы проследовали в другие отсеки, и везде одна и та же картина: множество механизмов, устройств, станций, пультов, маховиков, рычагов, кабельных трасс и кнопок.

Между ними, как очажки цивилизации, крохотные каюты офицеров. И везде тяжелый, источающий ледяной холод металл.

Мы уже слышали, что на субмаринах не могли жить никакие живые организмы, кроме человека. После выхода в море, на них дохли даже крысы с тараканами, устойчивые к радиации.

Словно подслушав наши мысли, об этом с юмором рассказали вахтенные нескольких отсеков. Затем, для полноты ощущений, нас распределили по кораблю и заставили драить палубные настилы с трюмами, различные вентили и клапаны.

Местные аборигены радостно сообщили, что это будут наши основные обязанности в первый год службы.

Наверх поднялись около полуночи.

Погода наладилась. В небе мерцали звезды, и серебрился диск луны. На пирсе – хрусткий снег. После непривычного воздуха отсеков дышалось легко и вкусно. Но все это не радовало. Субмарина подавила нас своей недосягаемой сложностью и холодностью саркофага.

Остаток ночи, в кубрике, мы долго ворочались на своих жестких койках и не могли уснуть. В дальнем углу слышался чей-то тихий плач. На душе скребли кошки.

Утро принесло облегчение. Поразмыслив, мы пришли к общему мнению, что деваться нам некуда. Если другие служат, послужим и мы.