Реальность внесла коррективы.
Старый монах, передавая Ежену сокровенные ключи Знания, заповедал ему не жениться и не брать учеников, пока тот не доживёт хотя бы до сорока лет. Совсем уж монашествовать не заставлял: дело добровольное, но к самоограничению призывал настоятельно. Наследник нарушил заповеди. Ежен оказался горяч и жаден до жизни, хотел получить от мира всё, что тот может дать. На что способен мир деревенский паренёк представить был не в состоянии. Вольному воля, но вот и притык. Теперь его домом управляет жена, в одиночку бьющаяся с хозяйством и почти десятком своенравных детей. Жена эта за долгие, трудные годы превратилась из скромной, робкой девушки в упрямую хозяйку, уверенную, что всё, в конечном счёте, будет по её слову. Муж – голова, так решил премудрый Аллах, но жена – шея.
– Ты делай, как знаешь, конечно, – сказал Ренату Николай Борисович через пару дней после встречи в Киргизии, – но в доме не оставайся, сними угол в посёлке.
– Так Учитель же сказал…, – начал Ренат.
– Ну и что? – перебил его тренер. – Он в дом поздно вечером приезжает. А Асылкан здесь круглосуточно.
– Как всё запутанно! – тряхнул головой Ренат.
– Восток – дело тонкое! – засмеялся Николай Борисович.
Пообщавшись с Учителем, тренер вскоре вернулся на Север.
Ренат решил не спешить, осмотреться, понаблюдать. Погонят – уйти всегда можно.
Постепенно он перезнакомился со всеми домочадцами, стараясь заручиться добрым отношением детей, в надежде смягчить мать.
Ближе других сошёлся с Тахиром – худым вертлявым подростком, вечно путающимся у всех под ногами, разными глупостями пытающимся привлечь к себе внимание хоть кого-нибудь. Взрослые шпыняли его. Даже Гуля, его сестра, которая и старше-то всего на год, постоянно задирала парня, поднимала его на смех. Они ссорились до драки несколько раз в день.
Чуть освоившись на новом месте, Ренат обратился к нему:
– Тахир, научи меня китайскому языку!
– Ноу проблем, – обрадовался Тахир неожиданному вниманию, но тут же насторожился. – А тебе зачем?
– Я живу здесь. Говорить на вашем языке, значит проявлять уважение.
Польщённый Тахир разулыбался:
– А как я тебя научу?
– Ну скажи, к примеру, как будет «дом» по-вашему?
– Фонзы.
– Фонзы – повторил Ренат, и записал слово в тонкую тетрадь.
– Нет, не так, глупый урус, – смеялся Тахир. – Фонзы, – тщательно артикулируя, произнёс он с особенным придыханием сложного диалекта хуайцзи.
Ренат терпеливо пытался скопировать интонации, а потом продолжил:
– А как «пить чай»?
– Цу цха.
– Цу цха.
– Да не так! – снова хохотал Тахир.
Смех смехом, но скоро Ренат уже сносно понимал бытовые разговоры окружающих, к явному неудовольствию старших детей Ежена.
Самый старший, Ескандер – сидел под следствием, в изоляторе. Он с друзьями хотел обчистить дом в Канте, но не удачно: воришек поймали, заперли под замок ещё до приезда Рената. Ходили слухи, что они привлекли к своему чёрному делу и одного доверчивого ученика, попросив того постоять на шухере. Сказали, что друг потерял ключи. Тоже сидит теперь за решёткой. Но, в отличие от Ескандера, дорогой знаменитый адвокат к нему не ходит.
После ареста Ескандера, разбившего сердце Асылкан, старшим сыном в доме остался Исхар – худощавый юноша чуть за двадцать, с масляным взором, молчаливый, вежливый и незаметный.
Природа маслянистости глаз выяснилась довольно быстро.
Как-то вечером, когда пахучие южные сумерки сгустились, на небе показались первые звёзды, а в доме зажгли огни, он позвал Рената:
– Пойдём, прогуляемся!
– Пойдём, – легко согласился Ренат. – Делать всё равно нечего.
Когда вышли за ворота, Исхар протянул ему пухлый полиэтиленовый пакет с изображением Саманты Фокс в купальнике: