- Присаживайся. Чаю?

- Нет.

Сажусь. Теперь не мерзко — здесь правда чисто. Ремонт сделан. Пахнет свежестью. Интересно, когда Есеня моя росла, также было? В какой момент все изменилось? А я знаю, что изменилось сильно. Она мне многого не рассказывала, но иногда ночью ей снились кошмары. От воспоминаний о том, как сильно она ко мне прижималась, ища защиты, дрожь берет. Вот почему все, чего я хочу, глядя на эту тварь, свернуть ее тонкую шею.

Это не вариант.

Приходится повторить себе несколько раз. Есеня к матери относится неоднозначно, но узнай, что я ее убил — никогда не простит. Все-таки мать…

- Я пришел…

- Из-за Есени.

Резко перевожу на нее глаза. Любовь делает маленькую затяжку и улыбается.

- Я знала, что ты придешь снова. Она у меня строптивая, прямо как я.

Стараюсь игнорировать явный бред сумасшедшей. Может ты и бросила пить, Люба, но зеленый змей успел нехило так потрудиться над твоими мозгами, если тебе хватает смелости вас сравнивать.

- О чем тебе говорит Сербия?

- Там хорошие горнолыжные курорты.

- Мило, но я о локальном.

- Что ты имеешь ввиду?

- Кто-то из ваших знакомых живет в Сербии?

Любовь замирает, а потом приподнимает брови и усмехается.

- Конечно да.

- Поясню. Ее знакомых.

- О, пф! По-твоему у нее по всему свету кто-то распихан? Не неси херню, Алан. Есеня неспособна заводить правильные знакомства. Кроме очевидного, разумеется. Она, может быть, похожа на меня внешне, но на этом ее плюсы заканчиваются.

Ошибаешься.

- Понятно.

Встаю, чтобы уйти. Если честно, то мне бы побыстрее это сделать, потому что сдерживаться мне все сложнее. Только вот у Любы, похоже, все грани стерлись. Или что? Посчитала, раз бросила бухать по-черному, это что-то изменит? Видимо да, ведь подскакивает ко мне так прытко, что я только в последний момент успеваю увернуться и не дать ей себя коснуться.

Гадость.

Теперь вот стоим в проходе аккурат друг напротив друга. Чую, все только начинается…Откуда знаю? Да по глазам ее диким сразу читается. Блестят по-шальному, улыбка на губах назрела в такт. От нее у меня по спине пробегает холодок, а после сразу кидает в жар. Не в приятный, не в такой, как когда-то — отвращение это. Совершенно точно. А она не видит. Знаете, Любовь никогда не видела ничего дальше собственного носа. Или собственного я? Да, так даже точнее.

Она ведь неожиданно выгибается в спине, выпячивая грудь и подавая бедра вперед. Почти меня ими касается и мурчит, как кошка мартовская.

- Да брось, Алан, я же понимаю, почему тебя так волнует моя дочь.

Твою мать. Я очень надеюсь, что ты несерьёзно, хотя…что это я? Еще как серьезно. Поэтому роняю брови на глаза, но ответить ничего не успеваю — Любовь наступает.

- Ты помнишь тот вечер в вашей квартире? Когда мы остались наедине?

К сожалению, да.

- Помнишь...по глазам вижу. Мы легко можем продолжить то, что начали тогда. Тебе же хочется…Есеня? Она просто замещает. Я здесь. И я…

Вижу, как в замедленной съемке, что эта тварь тянет ко мне руку, и все. Меня кроет.

Я грубо, резко хватаю ее за шею и вбиваю в стену, тяжело дышу. Слышу, хрипит, но мне так насрать на это сейчас: приближаюсь максимально для себя, а потом тихо, угрожающе шепчу.

- Если ты еще хоть раз посмеешь нарушить дистанцию, я тебя раздавлю, старая, грязная шлюха.

- Хочешь ударить меня? - улыбается, как чокнутая, - Бей. Я не против. Мне даже нравится. Я знаю, что тебе тоже. Есеня этого никогда не поймет, она…

- Она лучше тебя в миллион раз.

Вот так я попадаю в цель. Вижу, как из глаз уходит похоть, а на ее место шагает злость, боль и разочарование горькое. Так то. Слушай правду, мразь.