Козырев ничего не ответил.

Акименко тоже хранил гробовое молчание. Он сел на диван, взял в руки журнал. Какое-то время листал его с невидящим взглядом, затем и вовсе закрыл, свернул трубочкой. Локти поставил на стол, журнал между правой и левой рукой образовал некое подобие полочки, на которую шеф положил свой подбородок и замер. Несколько минут он сосредоточенно смотрел в одну точку. Потом медленно произнес тихим, едва слышным голосом:

– Завтра я уезжаю на неделю в Швейцарию. Эксперимент продолжать как ни в чем не бывало. Никому ничего не предпринимать! Разбор полетов после моего возвращения. И чтобы об инциденте знали только присутствующие!

– Какой смысл продолжать эксперимент? – удивился Цыпкин. – Эти данные у нас уже есть!

– А какой смысл его прекращать? Так или иначе, но эксперимент идет. Дадут ли нам организовать новый? Сомневаюсь… а к вам, Сергей Львович, у меня еще будут вопросы по возвращении. Как так получилось, что эксперимент готовится по неверным параметрам, а вы – тот, кто за него отвечает, – про то ни сном ни духом?! И Козырева, кстати сказать, я тоже вам поручал, вот ведь как! Арсений, безусловно, виноват, но имейте в виду, с вас тоже никто ответственности не снимает!

Как ни старайся скрыть провал столь крупного эксперимента, а шила в мешке не утаишь! Вскоре вся лаборатория, да что там лаборатория, весь институт обсуждал произошедшее.

В тот же вечер Козыреву позвонил Малахов. Он был явно расстроен.

– Арсений, скажи мне, милый друг, что там у тебя случилось? Мне звонил Акименко, ты даже не представляешь, что мне пришлось от него выслушать!

– Ну значит, вы уже все знаете.

– Да, но мне все ж таки хотелось бы услышать и твою версию.

– Моя версия ничем не отличается от официальной.

– Что-то тут не сходится, мой мальчик. Во-первых, я слишком хорошо тебя знаю. А во-вторых… – Малахов замолчал.

– Что во-вторых? – Арсений явно заинтересовался.

– Скажем так, – после паузы продолжил профессор, – из того, что я слышу, не может следовать то, что я вижу.

– Что там, расскажите! – Козырев понял, что учитель имел в виду свои особые способности, а подобное сообщение не могло оставить его равнодушным.

– Не знаю, Арсений, что ты там задумал и в какие игры играешь, но после окончания эксперимента я жду тебя в гости!

Малахов положил трубку.

Родители оптимизма не добавляли. Акименко звонил и им тоже. Они, конечно, готовы были во всем поддержать своего сына, но тот замкнулся в себе, ничего обсуждать не желал и ни на какие вопросы не отвечал. После нескольких безуспешных попыток достучаться до Арсения они отстали.

В институте он чувствовал себя изгоем. Никто ему явно ничего не высказывал, но не заметить подобные изменения в отношении все равно невозможно. Лена оставалась единственным человеком, которого, казалось, происшествие нисколько не расстраивало и которая совершенно не изменила своего к нему расположения. Он старался появляться на работе как можно реже. Когда приходил, много времени проводил в центре управления, наблюдал за ходом эксперимента. Кроме него, похоже, происходящее на ускорителе никого больше не интересовало. Все остальное время своего присутствия в институте он с удовольствием общался с верной подругой.

Акименко задержался на пару дней в Швейцарии и появился в институте лишь в среду. Часа два у него ушло на то, чтобы разобрать накопившиеся мелкие текущие вопросы. Сразу после этого он попросил Валю:

– Пригласите, пожалуйста, ко мне Цыпкина и Козырева. Пусть зайдут минут через пятнадцать.

Коллеги явились порознь, но почти одновременно. Арсений принес какие-то бумаги и положил на стол перед Акименко.