– Пробка!.. Весь город – одна большая пробка! – с задором воскликнуло радио. – Даже не буду говорить, куда сегодня не стоит соваться. Это неважно. Ведь стоит, друзья мои, всё!
Короткими рывками от столба к столбу такси сумело выбраться из каменного капкана Манхэттена, сквозь восточный Гарлем, лишь затем, чтобы намертво застрять здесь, в Квинсе, всего в нескольких милях от аэропорта. Таксист выругался на каком-то неизвестном Джиму диалекте и бессильно уткнулся головой в руль. Машина взвыла, но никто вокруг не обратил внимания. На забитой поперечной улице светофоры обречённо перемигивались жёлтым, кривой линией исчезая за холмом.
Наконец, Джим встрепенулся, просунул в проём водительской клетки несколько двадцаток и ногой распахнул дверь. Закинув на плечо рюкзак, он зашагал вперёд, протискиваясь между машинами. В левом ряду безнадёжно зажатая «скорая помощь» всё не теряла надежды прорваться, её сирена ещё долго надрывалась позади.
Зал вылета был похож на разворошённый улей. Люди метались из стороны в сторону, багаж разбросан повсюду. Пройдя сквозь детекторы, Джим тут же свернул в туалет, сорвал с себя парик и усы и замер перед зеркалом, уперевшись обеими руками в умывальник. Сквозь мутное стекло на него смотрело осунувшееся, вытянутое лицо, скулы резко выступали, горели воспалённые глаза.
«Да, Джим…»
Наконец, усилием воли он выпрямился и направился к двери.
Стойка 57 была пуста. Лишь скучающая девушка в форме задумчиво полировала ногти.
– А где все? – еле слышно спросил Джим, протягивая ей паспорт.
– Застряли. Должен был лететь симфонический оркестр, – сказала она, перелистывая страницы, – но наглухо встали ещё чуть ли не в Нью-Джерси. Так что только вас и ждём, мистер Ра. Хотите место у прохода?
«Мистер Ра», – подумал он. Это был новый паспорт, и имя ещё резало слух.
Час спустя Джим лежал, свернувшись калачиком в кресле, обняв колени, пытаясь не думать. Нетронутое вино в стаканчике дрожало мелкой рябью. Моторы бубнили без остановки: «Будь ты проклят, будь ты проклят…» Незаметно силы оставили его, глаза закрылись, и разум перестал существовать…
Они стояли, глядя на него сверху вниз, в темноте. Оба лица расплывались – в тусклом мерцающем свете, падающем откуда-то сзади, они были лишь зыбкими силуэтами. Издалека сквозь туман доносился приглушённый, мягкий женский голос, но слова сливались друг с другом. Лишь иногда казалось, что как будто кто-то сдавленно рыдал… Джим попытался встать, но что-то намертво его сковало, мешало даже пошевелиться. Он мог лишь смотреть, вглядываться…
Вдруг раздался глухой звук, как если бы где-то далеко хлопнула дверь, и лица начали удаляться. Когда они уже почти превратились в мутные, размытые пятна, его пронзила мысль, что никогда, никогда больше он их не увидит. Что отныне и навсегда он будет один. Каждую его частицу, каждую клетку вдруг обуял всепоглощающий, глубинный страх. Он закричал.
Джим подскочил. Судорожно хватая ртом воздух, бешеным, непонимающим взглядом смотрел он на тёмные, пустые ряды кресел, на разлитое вино. Он вслушивался в монотонный гул двигателей, затем наконец без сил соскользнул обратно в кресло. И ещё долго лежал, дрожа, в холодном поту, уставившись в бесконечную тьму.
Глава 3
При виде денег загорелое лицо продавца озарилось. Его тонкие губы чуть искривились, но в последний момент он всё же смог сдержать улыбку. Машина была потрёпанной, и Джим и так догадывался, что переплачивает, но рядом с аэропортом это был последний ещё открытый магазин. И потом, было похоже, что раньше она была в хороших руках. Джим бросил продавцу плотную пачку, перевязанную тесьмой.