И вдруг произошло событие, которое должно было всё изменить – он узнал, что скончался муж Эльзы. Генрих ликовал, теперь никто не мог помешать осуществиться его мечте! Наблюдая на похоронах за поведением вдовы в траурном одеянии, ещё больше подчёркивающем красоту девушки, он удивился её непритворной скорби. Он ждал, надеясь, что она первая выкажет ему знаки внимание. Но Эльза не торопилась, продолжая хранить верность покойному супругу, соблюдая траур и ничем не выдавая свой интерес к бывшему возлюбленному.

Тогда Генрих решил сам сделать первый шаг навстречу, он отправился к ней в дом под благовидным предлогом – выразить своё соболезнование. Когда он мчался к ней, подгоняя своего скакуна, то мысленно, во всех подробностях представлял себе их встречу. Она, возможно, сделает вид, что печалится, может быть, она и вправду грустит, ведь смерть, хотя и старого и нелюбимого человека всё равно безрадостна сама по себе. Впечатлительная девушка могла пребывать в растерянности и смятении, и он, как нельзя кстати явится перед ней, как её воплощённая мечта, как утешение и награда. Стоит ему протянуть руку и обнять девушку и её траурное настроение исчезнет. Она никогда не могла противостоять ему, и конечно, давно ждёт своего возлюбленного. Генрих подумал, что он мог бы немного помучить Эльзу и предъявить ей претензии по поводу её брака, упрекнув в измене. Хотя, пожалуй, сегодня это было бы слишком жестоко, на этот раз он не станет её терзать, он сам по ней так стосковался, что просто изнемогал в ожидании предстоящего свидания. Генрих никак не мог забыть их последнюю встречу. В радостном возбуждении он вбежал по лестнице, бросив поводья своего коня на руки слуги.

Увидев вышедшую навстречу Эльзу, он едва не кинулся к ней с объятиями, но тут же вынужден был остановиться – вдова встретила его не одна, её сопровождала компаньонка, пожилая дальняя родственница покойного мужа, которую ему тут же представили. Генрих неприязненно, почти с ненавистью взглянул на эту неожиданную спутницу, как на непредвиденное препятствие. Он высказал дежурные слова утешения, Эльза немногословно поблагодарила. Генрих смотрел на неё, находя в девушке новые черты – она выглядела спокойной и невозмутимой, её холодность изумила его, но придала молодой вдове ещё больше привлекательности. Генрих пребывал в недоумении, он не знал, что делать дальше – приличие требовало после высказывания учтивых соболезнований покинуть дом, остаться он мог только по предложению вдовы. Но та упорно молчала. Он уже собирался с досады откланяться, как вдруг ему на помощь неожиданно пришла компаньонка. Увидев, что молчание затянулось, становясь неприлично долгим, она поспешила оказать услугу хозяйке, решив, что та в своём горе не может найти слов. И сама предложила гостю пройти в гостиную, чтобы помянуть покойного.

За столом вдова продолжала хранить молчание, Генрих смотрел на её изящно склонённую голову, фарфорово-белую кожу лица, не оттенённую и лёгким румянцем, и даже его мимолётное прикосновение к пальцам Эльзы не придало краски её бледным щекам. Это наблюдение обескуражило Генриха, ведь прежде девушка вспыхивала румянцем, едва он дотрагивался до её руки. Мужчина пожирал Эльзу глазами, готовый впиться в бледные губы, окрасив их в кровавый цвет, сорвать с неё траурное платье и овладеть ею прямо тут, в гостиной! Он сам подивился своей пылкости и безудержным фантазиям, пришедшим в голову. Генриху пришлось сдерживать свои безрассудные порывы и вести диалог с компаньонкой, которая сообщила, что Эльза вступила в права наследования и, за неимением других прямых наследников, теперь является единственной собственницей всего имущества покойного мужа. При этих словах вдова уронила слезу, промокнув глаза платком. Генрих пропустил это сообщение мимо ушей, но попросил компаньонку показать ему драгоценный раритет, о котором та упомянула, а именно – священную реликвию, привезённую покойным хозяином из Палестины. И когда та, наконец, покинула гостиную, он бросился к Эльзе, умоляя её о встрече. Та удивлённо подняла брови и манерно проговорила: