Тенор (не) моей мечты Тереза Тур

1. Глава первая

Аннотация

Я не могу его видеть. Я не могу слышать его завораживающий голос. Я хотела бы забыть о нем и жить своей жизнью, но…

Наша дочь выбросила скрипку, покрасилась в зеленый цвет и собирается делать революцию в музыке. И пусть чертова звезда попсы не думает, что ему удастся остаться в стороне! В конце концов, дочка-то вся в него!

Каждый портит свою жизнь так, как считает нужным.

И чего мешать?

(ВК)

– Ты почему зеленая?

Я увидела дочь, пришедшую со школы – и просто остолбенела.

– Я не зеленая, – оскорбленной пароходной сереной взвыла Катя. – Я – мятная!

Я посмотрела повнимательнее на эту… мятную зелень. И чуть не взвыла сама. Где моя девочка? Неясно. А тринадцать ее лет – вот они. Как по часам. Откуда взялось это чудовище с упрямо поджатыми губами, зло сверкающими темными глазами в обрамлении длиннющих ресниц? Где…

– Волосы, – простонала я. – Где? Коса… Мы же с тобой… Отращивали. С самого детства. А сейчас?

Господи, это что за лохмотья на голове…

Я понимаю, умом, наверное, понимаю, что раз все живы, почти здоровы, то ничего не произошло. Наверное. Ну, зеленая, как жаба. Ну, коса, с детства рощеная.

А теперь. Не удержавшись, я всхлипнула.

– Это все глупости, мама.

Катя посмотрела на меня хмуро. Отвернулась. Хотела было проскочить мимо меня в комнату. Но тут… Сверкнуло на крыле выразительного папиного носа что-то…

– Это. Что?

– Пирсинг, – с негодованием глянула на меня юная… – И, мама, я в эту отстойную школу больше не пойду.

Ба-а-ам.

Что-то лопнуло во мне. Разлетелось осколками. Нервы? Терпение? Я сама?

– Отстойная?! Школа?! – Теперь заголосила и я. Стены, ощутив постановку моего голоса, дрогнули, но устояли. – Вот так просто – не пойду? В школу при консерватории?

– Да кому все это надо, – не осталась в долгу дочь, а дом протяжно и жалобно вздохнул. – Весь этот бред с вашими скрипочками? С тирлим-тирлимами. Все эти Бахи и Брамсы ваши бесконечные. Да вы устарели еще лет сто назад. Вам с вашей классикой только детей пытать.

– И это ты у нас запытанная? Бедная? – схватилась я за голову.

– Что тебя это все дало? Твоя школа при консерватории и классическое музыкальное образование? Сильву заглавной партией раз в год в твоей оперетте? И каждый раз трястись – может, кого другого поставят! А отцу? Его песенки дурацкие в квартете дебильном и рояль, на котором он почти не играет, потому что у них Лева есть?

– Катя. Что ты несешь?

Честно говоря, я понятия не имела, что сказать. Такого просто быть не могло. Не со мной. Не в нашей семье. Не с моей девочкой-скрипачкой.

– Правду, – ничуть не смутившись, ответила дочь. – Я все сказала в школе. Можете, кстати, забрать документы. Теперь все сказала тебе. И обязательно выскажу отцу.

Бам-бам-бам! Барабаны в моей голове зашлись в ритме изумительно тяжелого рока.

– Ах, отцу, – протянула я и вдохнула поглубже, пытаясь успокоиться. Но руки подплясывали, когда я схватила телефон, выбрала номер: – Отцу. Конечно. А что. Давай прямо сейчас.

– А давай, - ребенок закусил удила.

Меня трясло, пусть уж и бывший муж насладиться. А то все время – папа хороший, а я так. Мегера. Уроки заставляю делать и на дополнительные занятия по музыке загоняю. Устарела и запытала. И Баха люблю.

Трубку ожидаемо никто не брал. Ну, кто у нас самый занятой человек на планете Земля и в ее окрестностях? Кто б сомневался.

– Как обычно, – нахмурилась Катя.

Мне б помолчать, но я уже не могла:

– Ну, на его последние выступления ты сама не захотела. Хотя он ждал и обижался. А ты почему-то сделала крайней меня.

– Что я там не видела? Его новых вешалок?

– Катя.

– Что Катя? У него вешалки – одна другой противнее. Губищи – во! Ноги – атас просто. Тупые-е-е.

– Катя. Нас это не касается.

– Нас теперь благодаря тебе вообще ничего не касается, – тихо ответила дочь, резко утерев внезапно появившиеся слезы. – И девочка теперь рядом есть. Одной из них. Некая Ма-ша. Пусть с ней и общается. Пусть она к нему на концерты и ходит. Весь этот отстой про оленей слушать.

– Довольно, – прервала я поток обличений. – Я не желаю все это проходить в одиночку.

– Что это – все?!

– Загоны твои подростковые. Хочешь высказаться, пойдем, выскажешься. Собираемся.

– Куда? – насупилась юная бунтовщица. И, кажется, слегка струхнула.

– К отцу.

- Зачем?

– Масленицу справлять будем. Вся Москва гуляет, чем мы хуже.

Я с трудом, но взяла себя в руки. Распахнула дверцу шкафа и стала одеваться. Очень кстати буквально час назад по ТВ и в сети объявили о «сюрпризе дорогим москвичам и гостям столицы», внезапном концерте квартета «Крещендо» на свежем воздухе.

– Мама, он же что-то там поет.

А, надо же. Дочь тоже в курсе.

– Он всегда поет, – отрезала я. – А сегодня отвлечется.

Бр-р. Кроме того, что люди вовсю праздновали Масленицу и поэтому по всей Москве витал запах блинов, ничего не говорило о том, что зима куда-то собиралась уходить. Морозец бодрил, небо сияло ледяной синевой, а снег привычно хрустел под ногами, словно посмеивался над глупыми людишками, что пытались прогнать зиму и отчего-то надеялись на тепло.

– Холодно!

Катя ежилась и всем своим немалым артистическим дарованием демонстрировала мне, что поругались – и хватит, идти никуда не надо. И вообще – блины вон. А морозить юные таланты – нехорошо это. Но я сегодня была как-то странно непреклонна. Честно говоря, сама себе поражалась. Обычно несчастного Катиного взгляда хватало, чтобы я перестала гневаться и начала улыбаться. И все. Конфликт был бы исчерпан. Но… не сегодня. Почему-то.

А кругом были люди. Люди. Сколько их! Улыбаются, радуются. Казалось, весь мегаполис собрался здесь, чтобы улыбнуться друг другу.

Мы добрались до Манежной быстро – именно тут работал сегодня Артур в составе нелюбимого мною квартета. И не потому нелюбимого, потому что кто-то из них по отдельности и все они вместе пели плохо. Нет. Просто…

Ладно, проехали. Прошлое уже давно пора отпустить. И готовность мужа бежать за «своими» хоть на край света, даже если в доме болеет ребенок, и я не спала двое суток. И постоянное присутствие в доме Левы. Нет, физически он почти никогда у нас не появлялся, но присутствовал постоянно. И просто сумасшедшее состояние Артура, когда в квартете начинались проблемы. А в тот год, когда мы расстались, эти проблемы были постоянно. И разговаривать с мужем было невозможно. Он не то чтобы не слышал. Он просто был не с нами.

Так. Что со мной. Забыла же. Отпустила. Прошлое надо мной не властно! И Артур – это только лишь прошлое? Анна. Все. Хватит. Ты здесь зачем? Привлечь на помощь отца твоей дочери. Чтобы как-то утихомирить внезапно разбушевавшийся ураган по имени Катерина.

«Зря, ой зря!» – вдруг проснулся внутренний голос. Но было уже поздно. Мы пробирались сквозь веселящуюся толпу, запахи вкусностей и звуки оркестра. И вдруг я замерла, словно налетела на стену.

Я услышала голос. Его голос. И воздуха стало не хватать.

– «В юном месяце апреле в старом парке тает снег…»

Это было завораживающе, как будто он умел колдовать. Он выпевал фразы детской песни так чарующе, что площадь замерла – и погрузилась в сказку. Каждый человек в свою. Я вспомнила нашу весну. Первую, сумасшедшую. Которая осталась где-то, где счастье с привкусом кофе на губах, заплутавшее в запахе сирени. Мы все время старались коснуться друг друга. Нам было мало ночи. Мало дня. И…

Стоп. Он всегда был обольстительной сладкозвучной сиреной. Колдовским созданием. А были ли мужчины-сирены, способные несколькими звуками своего волшебного голоса увлечь в Бездну?.. Черт с ней, с Бездной, можно и туда. За такой вихрь чувств – не жалко. За один его взгляд из-под ресниц не жалко.

Но вот в какой-то момент я поняла, что нахожусь так далеко от себя самой, чтобы просто потерялась. И меня не стало. Снова.

Итак, он был сиреной. А я… была его женой.

Была. Хорошее слово. Замечательное, изумительное и прекрасное.

И очарование вдруг исчезло. Как и желание бежать вперед, к нему навстречу, раскинув руки, с сердцем, заходящимся от восторга. Я излечилась от этого. Какое счастье.

Он поет. Чудесно. И изумительно отрепетировано. Вот и пусть поет.

– Браво! – выдохнули все разом, через долгое мгновение, когда смолкли последние звуки песни, так щедро обещающей и весну, и надежду.

– Мы любим вас! – пронесся голос Льва над Манежной.

– Ма-ма! – зарычала на меня Катя, даром что в слове «мама» ни одной буквы «Р». Судя по насупленному лицу, ни моих восторгов, ни восторгов толпы она не разделяла. – Вот скажи! Из десятилетия в десятилетие? Не надоела тягомотина эта? Китчи сплошняком! Они б еще «Ой, мороз, мороз» затянули. Позорище!

– Не надоело, – улыбнулась я. – Тем более, послушай, какой роскошный звук!

Ровно в этот момент Артур начал «Степь да степь кругом». Звучало великолепно. И крайне актуально. Особенно про «замерзал».

– Ага! Я же говорила! – торжествующе подняла палец Катя. – Дремучий отстой! Я сама тут околею, как ямщик в степях. Бр-р-р. Хочешь организовать мне выволочку – пошли уже.

И дочь решительно направилась к забору из стальных прутьев, сооруженной вокруг временной сцены, и бойцами ОМОНа, что с необычайно суровыми и красными от мороза и ветра лицами символизировали разгар народных гуляний.

Мы подошли туда, где обычно был проход в ВИП-зону. Я достала телефон и написала смску: «На месте». А что? Можно подумать, у меня нет знакомых, которые способны провести куда угодно. Ну, по крайней мере, культурные мероприятия обеих столиц – не особая проблема.