Деревянное строение скрипело, протяжно, вторя свистящему ветру. Дин поднялся по ступеням и, повозившись с замком, прошёл в обитель своего прошлого. Казалось, даже стены этого покрытого плесенью дома бережно хранили запах Агаты, оставленный в тот самый день, когда она вновь стремительно ворвалась в его ничтожную жизнь, чтобы перевернуть всё с ног на голову.

Он опустился на пыльный диван и провёл ладонью по выцарапанным инициалам, сохранившим их лживую дружбу в памяти деревянного стола. По щеке скользнула слеза. Скупая, ничего не меняющая, но столь необходимая в этот момент. Дин нуждался в том, чтобы иметь возможность оплакать свою потерю, и только заброшенный охотничий дом мог увидеть его таким.

– Я не должен был принуждать тебя остаться. Я так хотел вернуть тебя, что потерял навсегда…

Слова застряли в его горле, как кость. Дин отчаянно хотел попросить прощения, обнять её, как раньше, и позволить уехать. Он хотел позволить ей сбежать от проклятия, которое преследовало их по сей день. Но раскат молнии за окном, словно голос собственного сознания, напоминал, что она мертва уже много лет.

– Я не должен был… – произнёс Дин шёпотом.

Далеко за лесом, в полумраке собственной комнаты Сара тоже шептала слова прощения, находясь в оковах собственного сна. Она стояла посреди лесного дома и была лишь наблюдателем происходящего. В полумраке старого обиталища едва слышно скрипели половицы, и морозный порыв безжалостного ветра, казалось, прикоснулся к щеке её брата, смахнув скатившуюся слезинку. Дин не мог знать, что она была рядом, но также не видел, Агату, что никогда не покидала его и неизменно оставалась в тени вечно шумящего леса, чтобы дождаться багряного затмения и вновь увидеть зелёные глаза, теперь уже в последний раз.

«Не стоит недооценивать прошлое. В нём сокрыты истина и путь, который поможет вам двигаться вперёд».

Минувшая ночь производила впечатление нескончаемой вереницы протяжных звуков, доносящихся с улицы. За окном то и дело голосили сиротливые волки, безрезультатно пытаясь перекричать птиц, кружащих над лесом. Сара так и не смогла погрузиться в сон вновь, гонимая странным ощущением. Девушка провалялась до утра, анализируя ночное видение, вставать не хотелось вовсе, она надеялась, что про неё забудут, и выдастся шанс просто остаться дома. Но нудный звонок сотового, разрывающий погребальную пелену безмолвия, окутавшую комнату, заставил подняться с кровати.

– Да, Девина.

Слишком эмоциональная и порой навязчивая подруга с восхищением рассказывала о приехавшем цирке, что раскинул свой красочный шатёр на старом спортивным стадионом. От описания этого места обливались потом ладони, но в то же время с ощущением неконтролируемого ужаса пробуждался незнакомый интерес, что закрадывался в голову навязчивой идеей взглянуть на чудовищных гостей города.

– Надо делать конспект, так что я сначала в музей, – девушка попрощалась с подругой и, вскочив наконец с кровати, нашла в себе силы собраться, спускаясь вниз.

Родители завтракали за круглым столом. Аромат яичницы с зеленью, приятно щекотал ноздри. В детстве она казалась Саре самым лучшим блюдом на свете, а теперь вызывала непонятную тошноту. Собственный дом превратился в клетку, где каждый предмет напоминал Саре о чувстве вины, что породила собственная мать.

Кеталин что-то увлечённо разжёвывала мужу, активно жестикулируя руками. Но, заметив, что дочь чем-то расстроена, Грег перестал слушать жену и поднялся из-за стола, чтобы поцеловать Сару в густые чёрные волосы.

– Мы собираемся в цирк, Сара, – продолжая пить кофе, бесчувственным голосом произнесла мать, мертвецким взглядом смотря на часы в деревянной раме, висящие над камином. – Твоя сестра обожала их.