– Тучи где-то прячутся от горячего солнца, – говорит бабушка. – С весны до осени набираются силенок.

Прибежала Наташка, примостилась рядом, положила в рот кусочек блинчика. Ее огненные волосы горят даже в тени, веснушки подпрыгивают, когда она смеется.

– От тебя еще жарче, Наталья. – Бабушка улыбается, а сама с беспокойством смотрит на меня. Она понимает, что я не могу есть, и приносит холодного взвара в глиняном кувшине. Делаю глоток сладковатого напитка. Подступает тошнота. Отодвигаю стакан.

Качнулся жаркий воздух, дохнул полынью. Бабушка вздохнула. Никак не привыкнет к его терпкому запаху и пыльному ветру с песком. Она говорит, что мы приехали из зеленых мест Кавказа, где красивые горы, холодные горные речки, душистые травы. Я этого не помню. Как представить все зеленое? И какие они, горы?

Несколько дней не отпускает слабость, и бабушка на руках относит меня к любимой яблоньке. Каждый раз она что-то шепчет, обращаясь к ней.

– Дерево, как и человек, любит ласку. Ты можешь погладить его и пожелать долгой жизни, – советует она. – Яблонька запомнит добрые слова. Она любит слушать нас, ей нравятся голоса людей.

Я касаюсь прохладного ствола. Муравьишка переползает с него на руку. У нас необычная яблоня: ветви опускаются вниз, образуя широкий шатер. Здесь мы с подружкой устроили домик: постелили старое детское одеяло, по краям разбросали маленькие подушки; на одной из них лежит книга «Восточные сказки». Игрушечная посуда расставлена на вязаной салфетке. Синий флакон из-под духов служит вазой для вьюнков. Куклы сидят лицом к друг другу: моя деревянная (ее дедушка сделал из дощечек, а бабушка обтянула ватой и лоскутками, сшила красивую одежду) и Наташкина – настоящая, с фарфоровым личиком, но без одной руки. Есть в нашем домике сломанный будильник, маленькая статуэтка белой лошадки (подарок Сашки) и фарфоровый слоник с отломанным хоботом. Мы устраиваем обеды под деревом – еда здесь кажется особенно вкусной.

Бабушка принесла сливы. Мне хочется кисленького. Надкусываю. Нет, не могу съесть даже кусочек – запах паленой шерсти ощущается во всем.

Солнце прячется в ветках, золотит яблоки. Я задела одну – лучи вздрогнули и убежали вверх, а сквозь просветы в листьях заглядывает бледное, с желтоватыми бликами, небо. Качнулись листья. Я замерла: райские птицы прилетели! Бабушка всех птиц называет райскими созданиями. Нет, это жаркий ветерок пробежал в густой кроне. Подал голос воробышек, за ним другой – и затихли.

Сашка стоит за забором и просит:

– Вера, можно к вам?

Серые глаза, белесые брови, родинка на левой щеке, соломенные волосы, хохолок на макушке, короткие штанишки – видны сухие болячки на коленях, босые ноги. Мне его жалко, и я кричу (мне кажется, что кричу, но понимаю, что еле говорю, тошнота не отпускает):

– Давай к нам!

Но Наташа строго произносит:

– Мы с мальчишками не играем.

Это неправда. У нас все друзья мальчишки. Наташка не любит, когда Саша приходит ко мне. Начинает злиться. К ней он не заходит никогда. Я твердо говорю:

– Саша, иди! А что у тебя в руке?

– Сашка, вечно ты со своими жуками! – испуганно кричит Наташа.

Скрипнула отодвигаемая доска в заборе, мой друг протиснулся в щель.

– Это не жук, а паук, – отвечает он. – Пауки хорошие, плетут паутину, чтобы ничего не забыть. Так говорит моя мама.

Видимо, и для меня паук сплел тонкое полотно памяти, и я в мельчайших подробностях помню свое детство. Если что-то забылось, осторожно тяну ниточку – паутинка разматывается и напоминает обо всем.

Бабушка приносит пирожки с капустой и картошкой. Наташка ест и убегает. Сашку зовет мама, он берет два и уходит. Я кладу в рот крохотный кусочек, чтобы сделать приятное бабушке, но не могу проглотить. Она гладит меня по голове, протягивает руку, срывает яблоко, протирает передником. Откусываю от розового бочка, сок брызжет, свежесть и кислинка приятны.