Мама ответила сразу же, видимо, давно не спала:

– Лейлочка, милая, зачем ты уехала, мы тебя потеряли?

– Мам, я же оставила записку. На вашем диване невозможно спать, у меня шея до сих пор ноет.

– Да нормальный у нас диван, это ты помешана на своих этих ортопедических штуках, – заворчала мама.

Девушка отметила, что голос у нее стал гораздо веселее. Привычное ворчание разливалось сладкой патокой по сердцу. Лучше уж так, чем вчерашняя статуя, которая только плачет и не может связать двух слов.

– Мам, как ты? – негромко спросила девушка, боясь вызвать новый приступ рыданий.

– Да уже лучше. Конечно, ужасно, но шок прошел.

Мама снова всхлипнула в трубку, но плакать не стала.

– Ты бы показалась врачу, надо же следить за сердцем и нервами! А после такого…

– Не переживай, папа чуть позже позвонит своему однокласснику, ну тому, который главврач в городской, и запишет меня как можно скорее.

Лейла всегда удивлялась способности своих родителей поддерживать такие старые связи. В любой ситуации у папы находился подходящий одноклассник, однополчанин или коллега. А мамины подруги и подруги подруг, казалось, знали вообще весь город. В сравнении с этой обширной сетью наличие одной-единственной подруги выглядело особенно жалко.

– Потом обязательно позвони и расскажи мне все, ладно? – волновалась девушка. – Мне пора на работу, но ты звони в любое время.

Только когда повесила трубку, Лейла поняла, что снова невольно сказала неправду. Может это у нее заболевание такое, почему вдруг сейчас она как двоечница на уроке врет на каждом шагу?

Так как на работу было не надо, Лейла начала наводить порядок в и без того чистой квартире. Уборка всегда помогала отвлечься и сосредоточиться на процессе. Кира шутила, что для Лейлы – это как медитация, только бесплатная и дома потом чистота, как в операционной. И в чем-то она была права. С маниакальной точностью, выверенными движениями девушка скоблила полы, терла зеркала и мыла углы. Иногда она хотела купить квартиру побольше, чтобы на генеральную уборку нужно было больше времени.

Телефон она отключить забыла, о чем пожалела уже через три часа. Противная мелодия (и кто вообще пишет рингтоны) высветила незнакомый номер. Девушка осторожно произнесла в трубку:

– Алло.

– Лейла Романовна, это полиция. Помните меня, я позавчера заходил к вам?

– Да, помню, конечно, – растерянно произнесла Лейла.

– Мне нужно еще раз поговорить с вами, вы приезжайте к нам в отделение.

– Сегодня? Но я не могу, у меня работа, – снова соврала она.

– Работа подождет. Или вы хотите, чтобы я приехал с отрядом, и увез вас сам? – голос младшего лейтенанта звучал угрожающе.

Лейла живо представила, как к ней, в идеально отмытую квартиру вваливается наряд полиции и грязными ботинками ходит по ее полу. Девушка передернулась от таких фантазий. Испорченная репутация или взгляды соседей при задержании ее совершенно не смутили бы.

– Нет, нет, я приеду. Во сколько?

– В четырнадцать ноль-ноль жду. Скажите на входе, что вы ко мне. Моя фамилия Филько.

– Я помню, – еще тише ответила Лейла.

И когда полицейский отключился, еще долго держала трубку у уха и не могла понять, что же понадобилось от нее следователю.

В четырнадцать ноль-ноль к Лейле никто не вышел. Как и в четырнадцать-тридцать, и в пятнадцать. Лейла уже три раза подходила к дежурному, на что тот сухо бросал «ждите» и возвращался к своим делам. Девушка успела пролистать бесполезную ленту соцсетей, поиграть в игру на телефоне, послушать музыку. Но ни одно дело не давало ей нужного отвлечения. Каждый раз мысли предательски возвращались к вопросу, зачем ей снова надо давать показания. Хотя, может быть, показания всегда надо давать несколько раз, Лейла была не сильна в подобных процедурах и до этого вообще ни разу в участке не была. А сериалы, которые она смотрела запоем, вряд ли можно назвать достоверными источниками информации.