– Это ты-то по делу? – голос сестры завибрировал от гнева. – Погоди, –внезапно осеклась она и издала нервный смешок. – Ты меня разыгрываешь? Тебе кажется, что я здесь со скуки умираю? Не смешно. Где мои дочки?
Надя зажмурилась от накатившего страха и залепетала:
– Ты только не волнуйся… видишь ли, меня срочно вызвали на таможню…
– Что? Какая таможня?! Ты в своем уме? Где мои дети, я тебя спрашиваю?!
– Да не кричи ты, оглушила уже! – взмолилась Надя. – Ты думаешь, я за племяшек не переживаю?
– Ты..! – взвизгнула Снежа.
– Не визжи! Подумай лучше, где они могут быть? – она понимала: сестре тяжело, но зачем же так распускаться?
«Сама везде разъезжает – “Надя то, Надя се…”. Я что, золотая рыбка на посылках? У меня тоже свои дела имеются. “Мои дочки, мои дочки!” Вот бы и сидела со своими дочками сама; а то Надя накорми, напои, спать уложи, а Снеже то в салон нужно, то в тренажерный зал, то Снеже работать надо, она же у нас директор, понимаете ли! А Надина работа подождет, в лес не убежит! – Надя встряхнула головой, опомнившись. – Остановись, не походи на свою сестру!» Надя сморщила нос – она совершенно не переносила Снежкин взрывной характер и была убеждена, что та злоупотребляет доверием близких, уделяет мало времени воспитанию дочек, а они нуждаются в ее заботе и любви… Но Надя терпела, старалась прощать чудачества Снежи, потому что любила сестру.
– Снеж, мне Борис Яковлевич позвонил – картины застряли на таможне, а выставка на носу, я ездила разбираться… Может, мне нужно было позвонить тебе? Но, я думала, они одни дома справятся… – извиняясь, бормотала Надя. – Они же не младенцы.
Но Снежа не слушала:
– Ну что, справились? Бездушная ты, Надька! У тебя на уме только твои картины! Ты что, правда не понимаешь, как мне тяжело? Сережа в себя еще не пришел, а теперь по твоей милости и дочки пропали. Если с ними что-нибудь случится, я тебе этого никогда не прощу!
Снежа нажала отбой.
«Ничего, пусть немного остынет», – зная характер сестры, Надя не стала ей перезванивать, а вместо этого решила тщательней осмотреть детскую.
«Может, хоть какой-нибудь намек оставили?» Белая комната показалась ей совсем пустой и холодной; покрывала на кроватях были смяты, дверцы шкафа распахнуты, на полу валялась пижама Златы.
Надя подошла к столу у окна и заметила на нем одинокий листочек в клеточку. Она схватила его и, вглядываясь в круглый аккуратный почерк Ланы, торопливо прочитала:
«Дорогая мамочка! Мы не можем сидеть дома и бездействовать, когда папе так плохо. Пока вы были заняты своими делами, мы со Златой приняли решение обратиться за помощью к одному волшебному существу. За нас не переживай! Мы поможем папе выздороветь и вернемся домой.
P. S. Тетушка Надя, с нами все в порядке. Не вини себя! Как бы ты ни старалась задержать нас, мы бы все равно отправились спасать нашего папу. Ты сама нас учила жить честно, поступать как подсказывает сердце, не бросать близких в беде. Так мы и поступаем. Мы знаем, ты связана с иным миром – он проявляется в твоих картинах. Пожалуйста, поддержи маму. Иначе поступить мы не можем.
Любим вас, Злата и Лана».
***
Каждый шаг давался Снеже с большим трудом. Она робко вошла в больничную палату и растерянно посмотрела на неподвижно лежащего в кровати Сергея.
– Сережа! – она бережно обхватила его за неподвижную руку; сердце ее тоскливо заныло, сознание отказывалось принимать действительность, всегда улыбающееся лицо мужа теперь казалось ей каменным. – Ты меня слышишь? – она бережно коснулась его щеки; многочисленные прозрачные трубочки и провода, прикрепленные к сложным медицинским аппаратам, как змеи обвивали его тело. Сергей дышал в кислородную маску. На левом плече его было больше всего проводов с синими наконечниками – они уползали под марлевую повязку, закрепленную липким бинтом.