Квинт шагал по тихим улочкам, поднимаясь по Авентинскому холму. Воздух здесь был гораздо чище, и на смену ароматам подворотни пришёл лёгкий свежий бриз.
«Сенатор, – мысленно повторил он. – Гней Сципион, легат Четвёртого Македонского, теперь один из тех, кто принимает решения, за кого нам теперь проливать кровь. Вернее, уже даже и не нам, а им…»
Квинт никогда не сомневался в благоразумии Сципиона. Но времена изменились. Мог ли тот человек, которого он уважал, остаться верным принципам, или Сенат уже прогнил до самого основания?
Легионеры привыкли к ясным приказам: иди, сражайся, побеждай. В жизни за пределами армии всё оказалось куда сложнее. Здесь каждый шаг – это риск.
Он огляделся, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним. Пустая улица казалась безопасной, но Квинт уже понял, что в Риме в каждой тени может скрываться враг.
Тем временем Луций держался на расстоянии, но не терял Квинта из виду. Он шёл так, будто был частью улицы: бесшумный, ловкий, невидимый для случайных прохожих.
«Оставить меня в трактире? Ага, держи кошель шире, – мысленно усмехнулся он, – Да, чем дальше, тем интереснее. Кто он вообще такой? И зачем ему этот Сципион? Вроде бы всё это не моё дело, но…»
Луций нахмурился, прячась в тени колонны.
«Но что мне ещё делать? Вернуться в Субурру? Опять жить одним днём, перебиваясь кражами и мелкими подработками? Там ведь ничего не изменится. А тут… Кто знает? Может, так я наконец-то увижу что-то большее, чем грязные улицы и голодные лица».
Он покачал головой, чувствуя, как в груди поднимается странное смешанное чувство – смесь любопытства, настороженности и чего-то ещё, чего он пока не мог определить.
«Ладно, Луций, ты ведь ничего не теряешь. Будь начеку и посмотри, куда всё это приведёт. Только не забывай: ты здесь сам за себя».
Квинт осторожно толкнул незаметную калитку, спрятавшуюся среди тёмной зелени апельсиновых деревьев. Скрип медных петель едва нарушил царившую тишину. Сад открылся перед ним, словно другой мир – мир, где суета и грязь римских улиц не имели власти.
Кипарисы выстроились вдоль тропинок, как молчаливые стражи. Их узкие кроны тянулись к звёздному небу, а тени, падающие на белую гальку, создавали причудливый узор. Мраморные статуи богов выглядывали из зелени, их лица застыли в вечной задумчивости. Одна из них – Диана, с луком в руках, – словно высматривала нарушителей спокойствия.
Ароматы сада были почти осязаемыми. Горьковатый запах апельсиновых корок смешивался с нежным благоуханием жасмина. Лёгкий ветерок, шевеля траву, доносил до Квинта слабый аромат лаванды, вперемешку с терпкостью влажной земли.
Лунный свет поблёскивал на струях воды в фонтане, делая их похожими на серебряные нити. Мерное журчание напоминало мелодию, которую Квинт когда-то слышал в детстве – где-то далеко, в садах его юности, до того, как кровь и сталь стали его спутниками.
Он замер на мгновение, оценивая обстановку. В дальнем конце сада, где тишину не нарушал даже шум фонтана, он заметил фигуру, сидящую на мраморной скамье. Сципион. Его силуэт был неподвижен, будто выточен из того же мрамора, что и статуи. Квинт замедлил шаг.
– Сабин, ты понимаешь, что сделал? – голос спокойный и холодный, как снега на вершинах Альп. – Этот трибун – родственник Ливии.
Руки сами собой сжались в кулаки.
– Да, легат. Но я не мог молчать.
– Мог, фурии тебя забери! – резкий рывок, и вот Сципион уже меряет палатку шагами, как зверь, загнанный в клетку. – Твоя глупость будет стоить тебе карьеры. Или даже жизни.
Костяшки пальцев побелели, ногти впились в ладони, и по запястью поползла змейкой капля крови.