– Ну, куда вы? Там места мало, вас всех не разместишь, а если натолкаетесь всей кучей, то можете что-нибудь сломать – и тогда пропадёт ваша ненаглядная.

Этот довод заставил даже Годфруа задуматься, и он лишь крикнул в спину Кейтлин, чтобы та проверила, дышит ли госпожа. Чтобы занять себя чем-нибудь, великан опустился в углу на колени и стал молиться. Коротышка довольно улыбнулся и сел за стол, спросив, не хочет ли кто добавки – странники промолчали.

– Вы нам лошадей-то вернёте? – молвил рыцарь. – Если мы пешком будем, погоня выйдет жалкой.

– Отдадим, отдадим, – кивнул коротышка. – За ними хорошо присматривают.

– Вы уже похоронили Бартеля? – осведомился брат Ингольберт. – И нужно совершить поминальную службу. Тут ведь нет священников?

Айдан представил себе многоножку-клирика, потом делегата от многоножек в архиепископском совете – ему, пожалуй, можно было бы выкрасить лоб в белый, чтобы не так выделялся, но как будут выглядеть молитвы на языке стука и скрежета?

– Тут есть небольшая проблема, – помявшись немного, вымолвил коротышка. – Тело ааренданнца пропало.

– Сполохи съели? – фыркнул Вальтер.

– Ох, не надо так! – всплеснул руками колдун. – Они ж не звери какие. Но спасибо и на том, что называете их сполохами.

Рыцарь великодушно кивнул.

– Вы думаете, Бартель, м-м, жив? – спросил инквизитор.

– Двое других ведь уцелели. Магия, которую использовал сполох, разрушает душу. Это крайне опасное, смертоносное колдовство, они редко прибегают к подобному, но вы, должно быть, очень напугали беднягу. С другой стороны, испуг мог сбить прицел, исказить саму суть чародейства. Может быть, ааренданнец просто потерял сознание, а потом пришёл в себя и сбежал. Да кто знает, зачем вообще его отправили сюда – а теперь он расскажет своим, что мы со сполохами нашли общий язык. Ох, как же это плохо! Как же это плохо!

Хронист был уверен, что, раз чёрная пирамидка разрушилась, чары были очень сильными – одному Владыке ведомо, как выстоял подвижник. Но, конечно же, полуночникам не стоило знать о том, как один ловкий монашек некогда завладел одним из их творений, и особенно – о том, что с помощью пирамидки он подружился с ааренданнцами. Одно было хорошо – пока Этельфледа оставалась под защитой черноплащных, Бартель не мог навредить ей.

– А вы, пожалуй, из Гевинтера, – задумчиво промолвил Вальтер. – Я такой выговор слыхал у ребят, которые приезжали из Вайтернахта, – чародей ответил настороженным взглядом. – Да можете ничего не говорить, не важно. Скажите лучше: стоило оно того? Я, если честно, всегда думал, что в Полуночном Порту колдунам неплохо живётся: ну, то есть про чёрные наряды и бритые головы я слыхал, разумеется, но ведь можно и с бритой головой кутить напропалую! – коротышка улыбнулся. – А вот я смотрю на это всё, – Вальтер обвёл рукой комнату, – и как-то убого. Живёте в какой-то дыре с много… сполохами, жрёте всякую гадость, если только вы не специально для нас её приготовили. Ну, вот одного раба я видел, но и тот без опахала, – глаза чародея весело сверкнули. – Ещё обычно говорят, что в Полуночный Порт бегут за свободой, но какая тут свобода, если хозяйка может в любой момент скрутить вас! – улыбка сползла с лица волшебника.

– В Полуночном Порту можно возвыситься, но сначала приходится послужить.

– Да-а, это везде так.

– Они очень редко вселяются в нас.

– Вот в меня герцог ни разу не вселялся. Орал – это да. Но чтобы так бесцеремонно…

Аскольд набычился. Одна из кошек – серая – запрыгнула ему на колени, подозрительно оглядела гостей, потом зевнула и разлеглась, а чародей прижал её к себе и стал чесать за ухом.