– Молодые люди, на сегодня достаточно, – женщина в белом халате проходит в палату, – приходите завтра. Пока что посещения по десять минут, постепенно увеличим. Нам нужно наблюдать за её динамикой.

– Можно приходить каждый день? – я решаю спросить.

– Нужно. С ней бы побольше общаться, но никаких неудобных вопросов. Пациентке нельзя нервничать, иначе всё зря. Но то, что она помнит вас, очень хорошо.

На пороге больницы Сергей обращается ко мне:

– Немного времени есть.– Ева, ты спешишь? Хотел поговорить.

– Зайдём на кофе? – он кивает на знакомый мне ресторан и я невольно вспоминаю, как тогда ещё мало знакомый мне Влад, присел за столик, выпрашивая одно свидание.

Нет. Не время плакать. Я сбрасываю паутину воспоминаний и киваю Сергею.

– Добрый день. Что будете заказывать? – официант учтиво спрашивает.

– Мне, пожалуйста, чай зеленый.

– Американо, будьте добры. Ты, кажется, заядлым кофеманом была?

– Была. Но пока заменила на чай.

Неловкость между нами усиливается. Я проверяю телефон на наличие сообщений от няни.

«Уложила Лику спать. Всё хорошо». Облегчённо выдыхаю, пряча телефон в сумку.

– Ева. Почему ты уехала? Что случилось?

– Случилось то, что моего мужчину посадили за преступление, которого он не совершал и он отказался от помощи человека, который обещал вытащить его, из-за каких-то своих убеждений. Мой голос становится твёрдым, как сталь. Я действительно зла на него за это. Но, учитывая, что я теперь знаю, что за человек его отец, удивляться не стоит.

– Я понимаю, что жизнь продолжается и не сужу тебя. У тебя кто-то есть?

– Нет, – честно отвечаю.

– Если Влада отпустят, что будешь делать?

И я замираю от этого вопроса. Смогу ли я простить его за то, что он предпочёл остаться за решеткой, зная, чем это грозит нашим отношениям.

И, главное, смогу ли я простить и принять то, что отныне я грязная и мерзкая предательница. Останется ли он после того, как узнает, что я пережила из-за своей глупости.

– Привет, красавица. С новосельем, – мерзкий голос моего мучителя режет слух. Мне бы бросить трубку, но я не могу позволить себе такую вольность.

– Что вам нужно, Игорь? Мы обо всём договорились.

– Оно то так, но я передумал. Соскучился по тебе. Дочку оставь с кем-то. Через час водитель за тобой заедет и без шуточек. Ты поняла меня?

– Я не могу… – слова слетают с губ ещё до того, как я понимаю, что с этим человеком нельзя шутить. У меня нет выбора. Нет права голоса.

– Не испытывай моё терпение, – он шипит в трубку. – А чтобы ты была посговорчивее, расскажу тебе историю. Когда я бываю расстроен, то прилетает моему сыну. Вот, к примеру, две недели назад, я вдруг пожалел о том, что отпустил тебя так надолго. Мне не хватало моей игрушки. Как ты думаешь, что случилось?

– Я… я не знаю, – противный ком в горле не даёт говорить.

– Моему сыну было очень плохо, Ева. Или, не очень. Я точно не знаю. Он ведь закалённый в этом плане.

Я в ужасе. Господи, что он сделал?

– Что вы с ним сделали?

– Не совсем я, – он тянет каждое слово и это безумно раздражает. – Обожаю качественные лезвия. Шрамы от них остаются до великолепия тонкие. Но я так же люблю ножи с неровностями, своего рода, зубами. Они ощущаются острее и так невероятно наблюдать, как они входят в кожу, – его практически истерический смех вгоняет меня в ступор.

Тошнота подкатывает к горлу. Мне так плохо и страшно! А ещё сильнее я боюсь за Влада. Он даже в тюрьме его достаёт. Ну за что? За что он так его ненавидит?

– Собирайся, Ева. Я не шучу.

Телефон летит на кровать и я сижу несколько минут, восстанавливая дыхание, которое то и дело становится прерывистым при мысли о том, что это снова повторится. Он снова будет это делать со мной.