– А если это любовь? – С вызовом спросил Санёк и старшие, многоопытные товарищи заржали.

– Ну, конечно! Тогда да! У тебя это какой по счёту роман? Йося, у тебя феноменальная память, напомни товарищу.

– Да ну вас – надулся Санёк. – Лучше б за курсом следили, вон на два градуса на юг ушли.

Подкрыльевые каплевидные баки Макарыча работали превосходно. За две недели их облетали оба экипажа, так что к двум висящим под крыльями сорокалитровым бандурам привыкли. Скорость из-за дополнительного сопротивления чуть упала, но дальность полёта увеличилась почти на двадцать процентов. Так что, когда они через четыре часа подходили к Томску, топлива было ещё на сто пятьдесят км. С диспетчерами общался Сан Саныч, ему в этом равных не было. В случае чего он кого хош подвинет, Боинг там, Эйрбас, ему пофигу – отправит на второй круг, а свой клуб посадит в лучшем виде. Так и на этот раз. Минут пять Хренов потрещал с Богашёво, потом взял управление у Косты и забурчал в переговорку – Мухин, висишь на моём правом крыле как влитой, понял? Смотри не облажайся, я им напел, что чемпионы Европы заход делают.

– Понял, шеф. А ничего, что мы парой заходим? Они там как, не нервничают?

– До тебя что, не дошло? Мы им сейчас класс будем показывать.

– А, ну да. – Санёк вспомнил про свои романтические семейники, – белые с алыми розами. – Вот жопа-то.

Самолёт ощутимо тряхнуло и повело влево – Уйооп! Вот это боковик! – Санёк рефлекторно дёрнул ручку на себя, ушёл чуть выше Хренова, и тут же вернулся в вираже на своё место. Снова порыв, Саня выжал босой ногой правую педаль, добавил оборотов и взглянул на первый борт. Шеф филигранно, словно на нитке подвешен, компенсировал ветер. Лёгкий Як, конечно, болтало в перемешанном большими птичками воздухе международного аэропорта, но Сан Саныч искусно предугадывал следующий удар и отрабатывал управлением заранее. – Опыт не пропьёшь – заметил Иосиф Давидович, а Санёк вдруг с ужасом различил за остеклением первой машины распростёртого Михасика. Женькин геккон, висел почти над головой у шефа, и если вдруг вздумает отцепиться, то свалится тому прямо за шиворот. Ой-ёёё. Что будииит…

– Выделываться так по полной. – Сказал тут Хренов. – Выпускаем шасси на раз. Три, два, раз.

Саня перевёл рычаг шасси вниз и с удовлетворением услышал привычное «псссс» пневмосистемы. Теперь посадочные щитки, гасим скорость, ииии – касание.

– Твааю ж мааать! – Завопил шеф, извиваясь в кабине словно ужаленный. – Коста! Убери от меня эту тварь!

– Шеф, это же Михась, свой пацан.

Оба самолёта, чиркнув колёсами по бетонке, легко прокатились с десяток метров и только теперь осели всем весом на боковые стойки.

– Тормозим, Санёк, тормозим! – Хренов плюнул на геккона и снова включился в дело – Всё делаем красиво, понял? – Яки почти синхронно опустили носы и нагрузили передние стойки.

Мухин то прижимал на РУ рычаг тормоза, похожий на велосипедный, то ослаблял, старался, в общем, чтоб красиво было, синхронно, все дела. На хрена только этот выпендрёж?

Санины семейники богашёвцам понравились. Да чего уж там, технари были в диком восторге. Пока Саня корячился в кабине, натягивая извлечённый из багажа запасной комбинезон, ребята подогнали авиатрап и снимали видео прямо оттуда. Зильберман в это время невозмутимо разливал на крыле борщ по тарелкам, Коста стоял рядом, поглаживая умастившегося на плече Михася, а Хренов куда-то пропал. Не иначе трёт с аэропортовским начальством, – заправка чтоб по-быстрому, потом зелёную улицу. Они ж торопятся, у них ведь международный чемпионат, водка опять же греется. Санёк, наконец, оделся, вылез на крыло и спрыгнул на бетонку. Утиравший слёзы технарь подошёл к нему.