– Ну да, защита… Очень крепкие заклятия, ты молодец. Я снял их, не обессудь. У меня было долгое и неприятное путешествие, а ты мог не возвращаться и несколько дней…

– Всё в порядке, – опомнился Альен, внезапно устыдившись такого явного не-гостеприимства. – Садись, конечно. Ты, наверное, голоден? Как ты нашёл меня?

– О, пустяки, – Нитлот снова опустился на стул, проведя рукой по лбу – он и вправду был измождён. Альен заметил на столе покусанный ломоть хлеба и кружку молока. – Нашёл тут у тебя, прости ещё раз… Я несколько дней не ел, какое-то помрачнение нашло, как увидел…

Альен молча снял с полки кувшин и наполнил кружку до краёв, а потом засуетился – подставил под хлеб одну из двух в Домике деревянных мисок, предварительно смахнув с неё пыль, вытряхнул из мешка оставшиеся яблоки и полголовы сыра, бросился отмывать в кадке морковь… Продукты, кроме добытых в лесу им самим, в основном приносил из деревни Соуш (не бесплатно, разумеется), и сейчас они как раз были на исходе. Альен хлопнул себя по лбу, злясь на вечную забывчивость: в леднике ведь дожидалась недавно убитая и даже ощипанная куропатка. Увидев её, Нилот издал ликующий возглас, и его блёклые глазки алчно заблестели. Альен не выдержал и усмехнулся.

– Подождёшь похлёбки или зажарить её?

– Само собой, зажарить – так быстрее, – ответил Нилот, потирая руки. – Ты просто меня спасаешь.

Альен так отвык от гостей, что каждое движение давалось ему неловко, зато радовала возможность занять чем-то руки – это отвлекало. Возясь с куропаткой, он искоса наблюдал за Нитлотом, который грыз морковь с хлебом, почти не жуя, и явно покушался на сыр, борясь с природной застенчивостью. Альен отметил, что подол его балахона покрывала многодневная грязь, а в капюшоне застряла трава. Он жадно вглядывался в эти мелочи, стараясь пока не касаться главного, страшного вопроса: зачем Нитлот здесь?..

– Так себе место ты выбрал для житья, если честно, – сказал Нитлот, перебарщивая со сладким дружелюбием в голосе. – Горы и леса, леса и горы…

– И Пустошь, – подсказал Альен, отодвигая на край стола книги. Сейчас он как никогда ощущал, что площадь Домика не рассчитана на двоих.

– И Пустошь… И волки, и люди дикие, как эти самые волки. Страшная глушь, до ближайшего города дня три конного пути…

– Пять, – машинально поправил Альен. Масло, шипевшее над огнём в очаге, как раз разлетелось злобными брызгами, и ему некогда было придумывать ответы поумнее.

– Тем более. Ещё и эта избушка… Хотя тут не спорю, она вполне в твоём духе. Всё мрачное и неуютное, как ты любишь.

– Не такое уж неуютное, – возразил Альен, даже несколько оскорбившись. Он уже так привык связывать Домик с собой, что был не готов стерпеть подобные высказывания под его крышей. – И тут есть всё необходимое.

– В леске на севере Ти’арга – о, ещё бы… Я долго не верил, когда узнал, что ты здесь. Тебе же было открыто всё Обетованное, к тому же с твоим талантом…

– Вот только не будем, ради всех богов, о моём таланте, – пожалуй, слишком резко обрубил Альен – и сразу почему-то вспомнил медальон с Дарекрой на той могиле… Ему стало совсем не по себе. Как много знает Нитлот? В чём он успел покопаться, пока сидел здесь?.. Утешало лишь то, что Альен благоразумно не хранил в Домике ничего особенно подозрительного, но Нитлоту с его пронырливостью хватило бы любой ерунды… Альен вспомнил, что Нитлот всегда был силён в телепатии, и осторожно укрепил стены, окружавшие сознание. Тот никак не отреагировал – значит, пробиться пока не пытался. Что ж, уже неплохо.

– Как угодно, – сразу стушевался Нитлот и поспешил восхититься тем, как хорошо подрумянилась куропатка. Альен почувствовал, что и сам проголодался (может быть, от волнения), и уселся за стол напротив Отражения. Вся ситуация отдавала безумием, но он решил отнестись к этому философски. Фиенни всегда советовал поступать именно так.