Повернувшись к своему денщику он взял с подноса бутылку и поставил её на стол. – Ступай в наше купе, Ганс, и приготовь мне постель.

Мой славный Алоис, бесшумный и незаметный, подобно заправскому официанту, поставил на столик, между нами, новую бутылку коньяка, и так же незаметно исчез. Пруссак и датчанин, между тем, ожесточенно продолжали свой бесконечный спор.

– Да, Пруссия действительно стремится играть первую скрипку в объединении Германии. Радуйтесь, господин Струэнзе тому что мы заберём у вас только две провинции. А ведь могли- бы захватить всё ваше королевство. Мы, без особого труда, сделали бы это ещё в сорок восьмом году. И я не понимаю зачем русский царь Николай I, тогда вступился за вас, – горячился пруссак. Не понимаю какое дело царю до вашего королевства?

– Нет, вы, Гартвиг, ещё увидите, что такая агрессивная политика Пруссии выйдет ей боком. Думаете Великобритания и Франция будут молча смотреть как в Европе поднимает голову ещё один военный монстр?

– Чепуха! Объединить все германские земли в одну мощную, стальную империю, это историческая задача Пруссии. Её священная миссия, если хотите. А вы, барон, вероятно предпочли бы, чтобы роль объединителя Германии взяла на себя Австрия? – усмехнулся Гертвиг.

– А почему-бы и нет? – ехидный тон прусского кавалериста привёл меня в негодование. – По-моему это вполне естественно. Австрийская империя является самым большим из немецких государств, и так-сказать, самым культурно развитым. Так кому же как ни нам выполнять эту историческую миссию.

– Совершенная чепуха! – нагло заявил Гертвиг. – Вашу Австрию, словно черви разъедают инородцы. Вас тевтонов в империи менее половины, все остальные это инородцы: венгры, славяне, евреи, итальянцы.

– Что же плохого в культурном многообразии? – спросил я. – Разные народы могут прекрасно сосуществовать в пределах одного государства, взаимно дополняя друг-друга.

– Нет! К чёрту инородцев! – яростно выкрикнул пруссак. – Немецкие земли должны объединяться вокруг исконно германских, монолитных территорий, а вовсе не вашего культурного многообразия напоминающего лоскутное одеяло. Нет, господин барон, будущая Германская империя будет строиться вокруг прочного как алмаз ядра. И этим ядром конечно же может стать только Пруссия как истинная хранительница германского духа. – К моему удивлению и досаде, наглого пруссака вдруг поддержал Струэнзе.

– Знаете, Людвиг, а мне кажется что господин Гертвиг прав, – вдруг заявил он. – Если объединение немецких государств произойдёт под эгидой Австрии, то будущая империя будет напоминать тот же рыхлый, бессмысленный, и наполненный внутренними противоречиями, винегрет, чем являлась, почившая в 1806 году Священная Римская Империя.

– Вот именно, ваш Струэнзе прав, – пруссак стукнул по столу кулаком та что зазвенели бокалы. – Прислушайтесь, барон, к тому что говорит ваш «трофей». Нам больше не нужно лоскутное одеяло.

– Но все империи многонациональны, – возразил я.

– И потому недолговечны, – категорически отрезал лощёный пруссак. – Многонациональность, дорогой барон – страшное проклятие для любой империи, и государства вообще. Это основная причина их гибели. Молчите? Вот-вот, потому что вам нечего возразить. Вспомните Древний Рим. Когда римляне были едины, им никто не мог противостоять. Их непобедимые легионы из отважных парней с красными щитами, громили всех своих врагов, проявляя на полях сражений чудеса храбрости. Они завоевали почти весь цивилизованный мир того времени.

И что же было дальше? А дальше они стали давать римское гражданство представителям покоренных народов. Допустили их в свои легионы, стали заимствовать их религии, их стремление к роскоши и их варварские формы разврата. И вот, спустя непродолжительное время, из героического, победоносного народа, народа-завоевателя, народа-господина они превратились в тупой скот, жаждущий только хлеба и зрелищь.