– Это не может продолжаться, – процедил он сквозь зубы, повернувшись к совету деревни, который собрался среди гудящей толпы. – Мы должны что-то сделать. Создать патруль. Охранять деревню по ночам.

Советники переглянулись. Их лица выражали сомнение, но выбора не было. К вечеру отряд из десяти мужчин – охотников и крестьян – был собран. Их вооружили чем смогли: вилами, косами, парой ржавых ружей. Лила наблюдала за ними из окна своего дома, чувствуя, как тревога холодной змеёй сжимает её грудь. Ей казалось, что убийца, кем бы он ни был, слишком хитер, чтобы попасться на такую простую уловку. Патруль выглядел не как защита, а как жертва, выставленная на заклание.

Патрульные собрались на деревенской площади. Сумерки уже опускались на Эшвелл, окрашивая небо в багровые и серые тона. Мужчины стояли тесным кругом, их лица были напряжены, а руки нервно сжимали оружие. Элиас ходил между ними, раздавая последние указания.

– Будьте осторожны, – говорил он, его голос звучал глухо, как эхо в колодце. – Не ходите поодиночке. Если что-то увидите или услышите – кричите.

Патрульные кивали, но в их глазах плескался страх. Лила слышала их приглушённые разговоры, доносящиеся сквозь тонкие стёкла её окна.

– Я не хочу умирать, – пробормотал Джейкоб, молодой парень с веснушчатым лицом, недавно женившийся. Его пальцы дрожали, сжимая рукоять вил.

– Мы должны это сделать, – ответил ему Эйдан, мужчина постарше, с сединой в бороде. – Иначе он доберётся до наших семей.

Лила отвернулась от окна, закутываясь в одеяло. Её мысли путались. Она знала, что убийца не остановится, и эти люди, такие смелые и такие уязвимые, возможно, лишь разозлят его ещё больше.

Ночь накрыла деревню тяжёлым покрывалом. Безлунная темнота поглотила Эшвелл, и только редкие огоньки факелов патрульных мелькали между домами. Лила сидела у окна, не в силах уснуть. Тишина давила на уши, нарушаемая лишь далёкими шорохами да скрипом веток на ветру. Вдруг тишину разорвал крик – резкий, полный ужаса, оборвавшийся так же внезапно, как начался. Лила подскочила, прижавшись к холодному стеклу. Через мгновение ночь озарилась суетой: патрульные бежали к центру деревни, их факелы дрожали, отбрасывая длинные тени на стены домов.

Когда Лила выбежала на улицу, она увидела их – столпившихся вокруг тела. Джейкоб лежал на земле, его голова была отсечена, а на груди, прямо через изорванную рубаху, была вырезана надпись: "Поймай меня". Кровь стекала по бокам, пропитывая землю, и в свете факелов блестела, словно чёрный лак. Элиас опустился на колени рядом, его лицо исказилось от ярости и бессилия.

– Он издевается над нами, – прохрипел он, стукнув кулаком по земле. – Играет, словно мы – мыши, а он – кот.

Лила стояла в стороне, её дыхание сбивалось. Надпись "поймай меня" горела в её глазах, как вызов, как насмешка. Убийца не просто убивал – он дразнил их, уверенный в своей неуловимости. Вокруг неё жители шептались, их голоса дрожали:

– Это проклятье…

– Он придёт за всеми нами…

Страх витал в воздухе, густой и липкий, как туман, который снова начал сгущаться вокруг деревни.

На следующий день жители решили действовать. После долгих споров кто-то предложил обыскать лес – вдруг удастся найти хоть что-то, что укажет на убийцу. Лила присоединилась к группе, несмотря на протесты отца. После нескольких часов блужданий в чаще, среди голых деревьев и колючих зарослей, они наткнулись на заброшенную хижину у реки. Её стены были покрыты мхом, крыша провисла, а окна зияли пустыми глазницами. Внутри пахло сыростью, дымом и чем-то гниющим.

На столе лежали остатки еды – засохший хлеб и кости, обглоданные до блеска. Рядом догорали свечи, воск которых растёкся по дереву. На стене висела грубо начерченная карта Эшвелла, утыканная отметками. Лила подошла ближе и похолодела: крестами были отмечены дома всех жертв – Томаса, Джейкоба и других, убитых ранее. Её взгляд упал на точку, где стоял её собственный дом. Он был обведён, но креста рядом не было. Её сердце заколотилось. Почему её дом выделен? Почему она всё ещё жива?