Повторно обыскав преступников в машине и вынув у них из карманов еще по пистолету “ТТ”, Вышегорский вышел вместе с ними и направился к подъезду. Он был уверен, что они на него в подъезде не нападут. Им обязательно нужно будет убрать следы в образе валявшегося сообщника. До тех пор пока они не вывезут его в безопасное место, его спокойствие гарантировано. В подъезде все было тихо. Когда вышли из лифта, старший бандит спокойно, как будто собирался нести мешок с картошкой, посмотрел по сторонам и, не увидев около двери трупа, спросил: “Где он?“

Вышегорский молча махнул головой, а когда они подошли к окровавленному телу, предложил старшему обмотать горло покойника шарфом, чтобы не было видно крови. Старший бандит хотел привычным движением вынуть нож из горла, но Вышегорский ему запретил. Нож в руках бандита мог на мгновение опять оказаться грозным оружием, и в этом случае оставшемуся в живых бандиту пришлось бы делать две кровавые ходки. Сцена выхода была похожа на вынос пьяного тела с той лишь существенной разницей, что до лифта тянулась полоса крови и сам воздух был пропитан ее свежим настоем.

Труп был уложен в багажник машины. Отдельные прохожие на другом конце двора никого не смущали. Бандитами делалась вынужденная, несложная и в чем-то даже обыкновенная, будничная работа. Старшему бандиту не раз приходилось таскать трупы в Афганистане, а молодому – в Чечне, поэтому работу завершили быстро и чисто.

Вышегорский предложил отъехать на тихую улицу города и поговорить. Он предупредил бандитов, чтобы они его не боялись, потому что в его планы не входило их устранение, даже на предложенной тихой улице. Когда машина остановилась и фары были потушены, мужчины начали разговор.

– Вопрос стоит так: я задаю вопросы и ,если вы на них отвечаете, то я выхожу из машины, а вы уезжаете хоронить своего друга, – твердо сказал Вышегорский. – Если вы говорите “нет”, то я нажимаю курок и после этого иду домой. В этом случае ваши трупы родственникам передаст полиция. Теперь я жду ответ, какой из вариантов вы выбираете.

– Слушай, мужик, хотя ты и ловко кидаешь нож, но я тебе не советую переходить нам дорогу.

– Я ее уже перешел, – сказал Вышегорский с тем спокойствием и уверенностью, с каким обычный пешеход переходит дорогу на разрешенный свет светофора, – и продемонстрировал это, как мне кажется, достаточно ясно.

– Я предлагаю тебе деньги, отступного за оскорбление.

– Но в этом случае мы завтра опять начнем перестрелку. А вот если я буду знать заказчика, то займусь им, и он вас ко мне второй раз не пошлет.

– Но ты же понимаешь, что мы, если раскроем языки, трупы, – довольно живо сказал старший бандит. Он явно хотел выиграть время, договориться, чтобы потом хладнокровно уничтожить противоположную сторону переговоров.

Вышегорский знал, что люди, сидевшие у него под прицелом, уважали исключительно силу, которую он только что продемонстрировал и которая почему-то не убеждала. Он также понимал, что если сейчас не предпримет какие-то дополнительные, решительные шаги, то не только не добьется поставленной цели, то есть не узнает имя заказчика, но и потеряет выгодное преимущество в создавшейся расстановке сил. Надо было действовать, чтобы преступники его боялись больше, чем тех невидимых, холеных заказчиков, которые ими руководили.

– Я вижу, что мои слова вас не убеждают, – с демонстративной легкостью произнес Вышегорский. – Мне остается начинать счет до цифры “три”, после чего я стреляю. Итак, раз.

– Слушай, мужик, я повторяю: мы ничего не знаем. Мы тебе даем деньги и расходимся, – теряя терпение, стал рычать старший бандит. Ему было не по себе, что какой-то не очень тертый жизнью фраер убрал его друга и теперь диктует ему условия, ему, которого боятся два небольших банка и несколько солидных фирм.