Жизнь, к сожалению, жестокая штука. У американских сверстников Тони свой бизнес, дом, машины, круглый счет в банке. На худой конец солидное положение на фирме (и солидный оклад). Даже советские эмигранты семидесятых годов прочно вросли в калифорнийскую землю. И в глазах этой публики парижский профессор в джинсовом костюме… М-да, хуже будет, если ее вынудят взглянуть на Тони их глазами…

Короче, пригласили Дженни, и она пошла одна. Повод завязать контакт с деканом университетской кафедры Ингой Родней.

Итак, восьмиэтажный кондоминиум на Вилшер-бульваре, восьмикомнатная квартира, служанка в белом фартуке, снобская компания интеллектуалов, белых воротничков, не скрывающих, что их годовой доход за двести тысяч. Хозяин, правда, исключение – известный физик, нобелевский лауреат, милый, учтивый, сильно в летах, засыпающий после каждой второй рюмки, но расталкиваемый его энергичной женой. Ужин чинно катился по расписанию, как электричка на Рижском взморье, с остановками на очередные блюда, с разговорами о синхрофазотроне, экзистенциализме, парапсихологии и – «вот этот салат с зелеными бобами вам особенно удался, дорогая Мэри». Дженни чувствовала себя как Золушка, попавшая на королевский бал в своем кухонном наряде. То есть одета она была лучше всех (немного перестаралась), но это как раз и раздражало Ингу Родней, бывшую роковую женщину, с подтянутой кожей на лице (сколько сделала операций? две или три?), с еще вполне пристойной фигурой. Добрая Мэри, хозяйка, покровительствовала Дженни, однако Инга Родней догадывалась, зачем она пришла – ей уже передали, что Дженни просит разрешения присутствовать на вечернем семинаре по кино, и заранее упивалась своей властью. Вышедшие в тираж красотки не прощают молодым соперницам того, что мужчины смотрят на них. Инга Родней вела себя как царица бала и в длинных фразах, пускаемых как из автомата, веером от пуза, успела сообщить о своих давних знакомствах с Апдайком, Олби, Феллини, Кончаловским, Бродским, Аксеновым… Декану кафедры престижного американского университета ничего не стоило заполучить в друзья мировых знаменитостей, думала Дженни, достаточно пригласить их почитать курс лекций, но русские фамилии – это прицельные выстрелы по мне. Родней славистка, знает, что я из России (еще одна причина меня невзлюбить). Прицельные выстрелы – предупреждение: сиди, уткнувшись в тарелку, и не высовывайся. Дженни так и делала, и вдруг чуть не поперхнулась ломтиком помидора.

– Когда у меня на кафедре выступал профессор Энтони Сан-Джайст…

От неожиданности Дженни пропустила фразу, не поняла смысла, зато отлично поняла, что было важно для Инги Родней: заявить, что именно у нее на кафедре выступал Сан-Джайст.

Проснулся хозяин, знаменитый физик.

– Я слушал одну лекцию Сан-Джайста. Как говорят в науке – другое измерение. Потрясающее впечатление.

– Сан-Джайст лучший специалист по французской истории, – заметил кто-то из гостей.

Новую тему подхватили со всех концов стола.

– Когда он опять приедет с лекциями?

– Говорят, он еще в Лос-Анджелесе.

– Враки. Он был в Вашингтоне и давно вернулся в Париж.

– Его трактовка якобинской диктатуры чрезвычайно оригинальна.

– Особенно в устах француза, которые помешаны на своей революции.

– Я помню его рассказ о маршале Нее. Такое ощущение, как будто он живой свидетель, лично присутствовал при расстреле.

Тут по ритму ужина должна была последовать реплика: «Вот этот соус к рыбе вам особенно удался, дорогая Мэри», но черт дернул Дженни:

– Профессор Сан-Джайст мне говорил, что маршала Нея не расстреляли. Существует гипотеза, по которой вместо Нея расстреляли другого человека.