Израиль звонил в семь утра, так было всем удобно: родители как раз приходили с работы, а Дженни выскакивала из ванной. В разговоре с противоположной точкой земного шара Дженни не покидало ощущение, что кто-то из них (она или родители) стоит на голове. Вышколенные папа и мама лишних вопросов не задавали (сестра – другое дело), но в их интонациях чувствовалась скрытая тревога: еще бы, бедная девочка, разошлась с мужем, всеми покинута, кто ее кормит манной кашей? Они звали дочь в Тель-Авив, обещали сами приехать – пустые обещания, хотя своего рода маленькая поддержка. Отец недавно открыл кабинет, обрастал, так сказать, клиентурой, и Дженни понимала: ему нельзя срываться с места. Видя, что он помощник только на словах, и зная, что дочь озвереет, если тема «манной каши» прорежется, папа мужественно старался вести светские беседы, рекомендовал читать экзотических американских авторов, например Чарлза Буковского, то есть стоял на голове. Мама методично интересовалась подробностями быта и Элей, и так здорово замаскировалась, что Дженни обомлела, когда услышала:

– У тебя в последнее время изменился голос.

– В какую сторону? – осторожно спросила Дженни и посмотрела на дверь в спальне. Дверь закрыта, Тони дрых.

– По-моему, в лучшую.

– Мама, у меня роман. Пока тайна. Не феерия. Не могу сказать, что я безумно счастлива. Но мне очень спокойно. Наверно, сейчас для меня это главное. То, что доктор прописал. Поздравляю, твоя интуиция тебя не обманывает.

Доктор прописал: в первую очередь сесть за руль. В своем «понтиаке»-пикапе она преображалась. Летчик-истребитель. Ас. Матвей Абрамович, муж Гали и бывший подполковник советских ВВС, так комментировал ее вождение: «Покрышкин в воздухе!» По словам Матвея Абрамовича, во время войны немцы очень боялись товарища Покрышкина и поднимали тревогу, завидев в небе его самолет. Ахтунг, ахтунг! Покрышкин в воздухе! Разумеется, у кота Покрышкина (конечно, кот, нет людей с такой фамилией!) были свои сложности с немцами, зато больше пространства. И полицейские машины на «стоп» кота Покрышкина не караулили. Главное – избегать фривея. Фривей, кроме как ночью, братская могила, там не развернешься. А на магистралях Лос-Анджелеса можно сделать глубокий вираж и огородами (боковыми улицами) выйти на оперативный простор. На светофоре стойбище «ниссанов» и «тойот» – япошки замуровали. И справа поджимает «мерседес». Но мы, пользуясь преимуществом тяжеловесной категории, отодвинем «мерседес», руль налево, руль направо, газ, в сантиметре разминулись с «фордом» (у дядечки инфаркт!), мертвая петля на бульваре Санта-Моника и… свободный полет на Беверли-Хиллз.

Тормозили у библиотеки. На тротуаре нас ждет и. о. профессора Богомолова, неприступный и недоступный для всего мира. До сих пор Дженни удивляется, что она говорит ему «ты». Ее профессор, ее собственность! Сейчас противным голосом спросим:

– Много накопал сегодня, Тони?

Тони приучен. Ее подковырки пропускает мимо ушей.

– У меня выстраивается курс лекций. К весне подготовлю резюме и разошлю по университетам Западного побережья.

Ага! По американским. Не Сорбонна. Это то, что доктор прописал. Наверно, Тони искоса за ней наблюдает. Какая будет реакция? Сохраним каменную рожу.

– Тема?

– Две войны как предтечи двадцатого века: гражданская в Америке и франко-прусская. Их итоги повлияли не только на исторический ход событий, но и на дальнейшее развитие экономики, философии, нравственности…

А-ап! Фигура высшего пилотажа на Фэрфакс-авеню. Даже у самой дыхание перехватило. Извини, Тони, не было иного выхода. Этот бульдог, водитель «лендровера», видимо, полагает, что едет на танке.