– Воды? – очнулась она от голоса следователя и с недоумением посмотрела на стакан, который он держал в руке.

– А? Нет, нет, спасибо. Я в порядке.

– Тогда пойдемте, – со вздохом сказал капитан.

В комнату он вошел первым. Рита вслед за ним перешагнула порог и замерла на месте. В семье Тобеевых-Скрипак этот большой зал называли столовой – в центре, напротив двустворчатой двери, стоял овальный стол, окруженный стульями. Слева от входа разместилась посудная горка, в правом углу у окна – пианино. Рядом с ним – дверь в комнату брата бабушки Дины, Георгия Скрипака. «У Динки когда-то была большая и дружная семья. А теперь никого нет, даже ее самой. Тьфу, что это я заранее деда Жору похоронила, он еще жив!» – спохватилась Рита, невольно посмотрев на дверь его комнаты: с тех пор, как Георгий Ильич находился в хосписе при монастыре, она была закрыта на ключ.

– Туда не смотрите, – приказал Арбатов, кивая вправо. – Идите сразу в смежное помещение.

Она послушно повернула налево. Там, за широкой аркой, задрапированной тяжелыми портьерами из плюша цвета бордо, раньше находилась спальня бабушки Дины, Лидии Ильиничны Скрипак, известного в городе психиатра, возглавлявшей в советские и перестроечные годы клинику для душевнобольных в Мальцево.

Рита бегло осмотрелась. Обстановка осталась прежней, словно в этой комнате время застыло в день смерти хозяйки. Не хватало кое-каких мелочей – например, кадки с «денежным» деревом на широким подоконнике. Не было и стоявшей рядом медной лейки с узким длинным носиком. Четверть комнаты занимала кровать с высокой, мягкой спинкой. Белый плед толстой вязки покрывал ее полностью, спускаясь почти до пола, но обычно поперек лежала свернутая серая кашемировая шаль. На двуногом шестиугольном столике в изголовье кровати всегда находилась еще и какая-нибудь книга, сейчас же одиноко стояла лампа с белым матовым абажуром. Стеллажи занимали угол у окна, круглый столик с двумя креслами – другой. Любимые Лидией Ильиничной фарфоровые фигурки собачек (пуделя и овчарки) переместились на другую полку стеллажа – туда, где стояли часы. Рита задержала взгляд на циферблате: секундная стрелка не двигалась, время в комнате бабушки Динки действительно остановилось.

– Присядьте. Читайте, только руками не трогайте, – следователь развернул лист сероватой писчей бумаги и, разгладив его ладонью в перчатке, положил на стол перед Ритой.

– В моей смерти прошу винить Мар. С., – прочла она вслух.

– Узнаете почерк?

– Нет. А должна? – с искренним изумлением задала вопрос Рита.

– Но согласитесь: Мар. С., Маргарита Стрельцова, то есть вы?

– Меня никто не называет полным именем! Динка называла – Марго…

– Вот видите! Мар. – Марго!

– Но писала-то не она! Это что, прикол такой? Послушайте, я понятия не имею, кому понадобилось так шутить. Если, конечно, речь идет обо мне. Я в этой комнате была в… девятом классе. Да, здесь стоял гроб с телом Лидии Ильиничны, мы с бабушкой и дедом пришли попрощаться… ничего не понимаю!

– Жаль… Я надеялся, что вы как-то проясните ситуацию. Записочка-то несвежая, лист помятый. Но лежала, представьте, на видном месте, вот прямо здесь, – Арбатов похлопал по столешнице, потом сложил лист вдвое, аккуратно засунул в пластиковый пакет. – Вам известно, как погибла Лидия Ильинична Скрипак?

– Конечно. Ее убил пьяный санитар психиатрической клиники, где она работала главврачом. Вы, как следователь, должны были слышать об этом деле. Я от своей бабушки знаю, что убийце дали пятнадцать лет… он еще сидит?

– Василий Худак скончался в колонии строгого режима в прошлом году. А вы сразу стали подозревать его?