– Почему? – спросила я.

– Другие сосуды добавляют крови свой запах и привкус. А здесь она чистая. Извольте понюхать.

Шеф подал мне чашку. Меня затошнило от металлического запаха. Я закрыла рот и зажала нос. Ален подал знак, чтобы чашку убрали, но я остановила его взглядом.

– Прошу тебя, Шеф, продолжай.

Шеф с одобрением посмотрел на меня и стал рассказывать о других пищевых предпочтениях Мэтью. Я узнала, что он пьет холодный говяжий бульон, сдобренный вином и специями. Мэтью не брезговал кровью куропатки, которую пил понемногу и не с самого утра. Мадам де Клермон была не столь разборчива – Шеф говорил об этом, грустно покачивая головой, – но сын не унаследовал ее отменный аппетит.

– Да, – сдержанно сказала я, вспомнив охоту, на которую брала меня Изабо.

Шеф обмакнул палец в серебряную чашку, отчего тот вспыхнул маленьким ярко-красным факелом. Затем повар поднес палец ко рту и медленно слизал животворную кровь.

– Но больше всего милорд, конечно же, любит кровь оленя-самца. По насыщенности она уступает человеческой, зато близка по вкусу.

– А мне можно попробовать? – нерешительно спросила я, протягивая к чашке мизинец.

– Милорду бы это не понравилось, мадам де Клермон, – с заметным беспокойством произнес Ален.

– Но его здесь нет.

Я опустила мизинец в чашку. Кровь была густой. Подражая Шефу, я поднесла палец к носу, принюхалась. Какие запахи чувствовал Мэтью? Какие оттенки вкуса ощущал?

Стоило мизинцу коснуться моих губ, как в мозг хлынула лавина образов: ветер, дующий на вершине каменистого холма, мягкое ложе из листьев в ложбинке между деревьями, радость безудержного бега. Все это сопровождалось равномерными громкими ударами. Звук бьющегося оленьего сердца.

Видения были недолгими и быстро потускнели. Мне захотелось побольше узнать об этом олене. Палец снова потянулся к чашке, но Ален остановил меня. Увы, информационный голод, разбуженный капелькой оленьей крови, остался неутоленным.

– Полагаю, мадам, нам стоит вернуться в библиотеку, – сказал Ален, послав молчаливое предупреждение Шефу.

Покидая кухню, я сказала повару, что́ подавать Мэтью и Филиппу, когда они вернутся с прогулки. Мы шли по длинной каменной галерее. Одна из дверей – низкая, ничем не примечательная – была открыта. Я резко остановилась перед ней. Пьер, шедший следом, едва не столкнулся со мной.

– Чья это комната? – спросила я.

У меня запершило в горле от пряного запаха трав, подвешенных к балкам.

– Это комната служанки мадам де Клермон, – пояснил Ален.

– Марта, – прошептала я, переступая порог.

На полках аккуратными рядами стояла глиняная посуда. Пол был чисто выметен. К запаху трав примешивался еще один, очень знакомый. Может, мята? Мне вспомнилось, что так же пахла одежда домоправительницы.

Я обернулась. Все трое – Шеф пошел с нами – по-прежнему стояли за порогом.

– Мужчинам входить сюда не разрешается, – признался Пьер и оглянулся через плечо, словно боясь внезапного появления Марты. – В буфетной бывает только сама Марта и мадемуазель Луиза. Сюда даже мадам де Клермон не заходит.

Изабо не нравились отвары и настои из трав, приготовляемые Мартой. Это я знала. Марта не была ведьмой, но ее снадобья лишь немногим уступали творениям Сары. Я оглядела буфетную. Вопреки названию комнаты в ней можно заниматься не только стряпней. Раз уж я оказалась в XVI веке, поучусь управлять не только домашним хозяйством и своей магией.

– На время пребывания в Сет-Туре я хотела бы обосноваться в буфетной.

– Обосноваться? – встрепенулся Ален.

– Да, – кивнула я. – Для занятий алхимией. Пусть сюда принесут для моих нужд два бочонка вина. Желательно самого старого, какое сыщется, но, естественно, не успевшего превратиться в уксус. А сейчас я хочу побыть здесь одна. Посмотреть, что к чему.