– Да нет, я не об этом. Я о том, что вы неплохо владеете своими нервами. Ваше отношение к ребятам внешне почти не проявляется. Ну там, поиграть желваками, строго глянуть… Молодец!

«Эмоция!» – вспомнил Шатов Бочкарева. Еще один экспериментатор. Прикладной психолог. Только на этот раз в погонах.

Скандал в зале, между тем, переходил в шумную стадию общей потасовки, но бармен, уныло маячивший за стойкой, ни каких действий по его пресечению не предпринимал. Когда один из веселящихся врезался в стойку бара, бармен, особо не торопясь, снял с нее все стеклянное.

Шатов бросил быстрый взгляд через плечо майора на дерущихся.

– Еще минут десять у нас есть, – спокойно сказал Сергиевский.

– На что?

– На то, чтобы вы все-таки сказали мне, отчего это так не любите ментов. Причем, у меня такое чувство, что не конкретно моих коллекционных ублюдков. Тяжелая юность правонарушителя?

– Я не люблю ментов с той самой поры, когда они чуть не отправили меня на тот свет, – Шатов твердо посмотрел в глаза Сергиевскому. – Когда пятеро уродов решили угробить меня для того, чтобы никто не узнал об их небольшом бизнесе. Продолжать?

– Продолжать, – не отводя взгляда, кивнул Сергиевский.

– Да, собственно, продолжать особо и нечего. Когда защитники закона начали подрабатывать убийствами… – Шатов ударил кулаком по столу.

– Вас это поразило? То, что они стали подрабатывать убийствами? Или то, что они хотели убить конкретно Евгения Шатова?

– Да какая, на хер, разница?

– Существенная, – майор уже почти кричал, чтобы хоть как-то перекрыть грохот сражения. – За державу обидно, или за себя страшно?

– За себя, за свою жену… Этого мало?

– То есть, если бы эти конкретные менты не попытались конкретно убить конкретно вас, то…

– Майор, это вы всегда выражаетесь так запутанно и вычурно? Или сделали для меня исключение?

– Сделал исключение… – продолжить майор не смог – битва, наконец, докатилась до их столика.

Два бойца, обнявшись, попытались перевести схватку в нижний партер, толкнули майора в спину.

Шатов напрягся.

– Вот именно за это я люблю наших граждан, – недобро улыбнулся Сергиевский.

– Ма-ать! – отлетел в сторону стул, спина в джинсовой куртке смела со столика на пол всю посуду.

Ручеек кофе потек в сторону Шатова.

– Ты, козел! – джинсовая куртка нанесла ответный удар, и Шатову пришлось вскочить из-за стола, чтобы увернуться от парня в кожанке.

Тот был уже в светлом состоянии, когда все равно куда бить и на кого бросаться. Поскольку «джинса», потеряв равновесие, временно исчезла из поля зрения кожанки, Шатов оказался единственной доступной целью.

– Сука, – внятно произнес парень и ударил.

Особо крутым боксером он, видимо, не был, кулак стартовал вяло и не так чтобы прицельно. Можно было просто уклониться. Но Шатов уклоняться не стал.

Значит, драться? Отлично! У него как раз за последнюю неделю подсознательно сложилось желание набить кому-нибудь рожу. Лучше бы, конечно, Климову. Или Рыжему. Или…

Шатов левой рукой блокировал удар и правой врезал кожаному в лицо. Не кулаком, Шатов решил поберечь пальцы. Нижней, мясистой частью ладони Шатов припечатал парню в лоб.

Как в стену. Голова противника даже не качнулась. Он что-то прорычал и вцепился левой рукой в одежду Шатова.

Еще раз в лоб. И еще раз. Лобовая броня у пацана почище чем на «королевском тигре», мелькнула дурацкая мысль.

Как там учили артиллеристов? В борт или в корму? Или по гусеницам? Размышляя, Шатов потерял темп, перешел к обороне, отбивая вялые, но настойчивые удары.

Левая рука пацана как-то незаметно оказалась на горле у Шатова. Блин. Значит, Отелло прибыло, и мы будем изображать Дездемону?