Розария отвернулась, её кулаки сжались.


– Это свет? Это добро? – пронеслось в её голове. Она не сказала ни слова, но её глаза выдавали бурю эмоций.

Когда они миновали площадь, их внимание привлёк разговор двух пасторов за углом. Их голоса были тихими, но не настолько, чтобы скрыться в гуле города.


– Ты забрал деньги у той вдовы? – усмехнулся один.


– Конечно. Сказал, что всё ради славы Творца, – ответил другой. – Эти дураки готовы отдать всё, что угодно.


– Хорошо бы провернуть это с мэром. Пусть ещё пожертвует на новый собор, а мы поделим.

Розария резко остановилась. Её взгляд потемнел, лицо исказилось от гнева.


– Они не лучше тех фанатиков, – прошипела она, поворачиваясь к Лорану и Орфею. – Только прикрываются светом.

Лоран посмотрел на неё с грустью.


– Свет и тьма… иногда они ближе, чем мы думаем.

Орфей, который до этого беззаботно насвистывал, замолчал. Его лицо стало серьёзным.


– В мире слишком много фальши. Иногда я думаю, что только музыка остаётся честной.

Розария молчала. Её взгляд был устремлён вперёд, к крепости "Umbrae Cineris", которая маячила где-то за горизонтом. Она шла с твёрдостью в каждом шаге, но внутри её разрывало от противоречий.

Хоть взгляд Розарии и был устремлён к далёкой крепости, в её поле зрения неожиданно попала высокая башня, возвышающаяся над богатыми кварталами города. Башня из слоновой кости сияла в лучах солнца, а её стены были украшены золотыми вставками и витражами с изображениями святых. Пёстрые знамёна с гербом Церкви трепетали на ветру, словно напоминая о её власти.

Пройдя мимо, Орфей замедлил шаг и вскинул бровь, глядя на величественное здание.


– Город вертикально поделен, – задумчиво произнёс он, наигрывая что-то меланхоличное на своей лютне. – Разве Творец мог бы укрыться в башне из слоновой кости? Пребывать во дворце, выступать против вельмож или же хранить равнодушный нейтралитет?

На мгновение воцарилась тишина, которую нарушил голос, доносящийся из открытых окон башни.


– "Блаженный не ищи духом, так учит нас священное писание", – раздавался низкий, проникновенный голос епископа.

Лоран обернулся, чтобы увидеть, кто это говорит, и заметил группу священников в богатых одеяниях. Их лица были гладкими, хорошо откормленными и самодовольными. На них играли ехидные ухмылки, словно весь город принадлежал им, а не Творцу, которого они проповедовали. Один из них громко рассмеялся, поднося к губам кубок с дорогим вином.

Розария остановилась и сжала кулаки, её взгляд наполнился яростью.


– Они провозглашают свет, живя в роскоши, – прошептала она, скорее самой себе. – Это не свет, это позор.

Лоран пристально смотрел на башню. Внутри него росло чувство отвращения, смешанное с тихой болью. Он понимал, что ничего не изменит, даже если они скажут что-то. Церковь, как и город, казалась непоколебимой в своей двуличности.

– Здесь свет и тьма неразделимы, – тихо проговорил он, смотря на Розарию.

Орфей кивнул, отворачиваясь от башни:


– Они могут проповедовать, сколько угодно. Но музыка всегда раскроет правду. Её не спрячешь за золотыми витражами.

Розария сделала глубокий вдох, стараясь подавить рвущиеся эмоции. Она бросила последний взгляд на башню и пошла дальше. Их путь был к крепости фанатиков, но образ сияющей башни из слоновой кости остался в её мыслях, как очередное напоминание, что свет бывает не менее опасным, чем тьма.

Опускаясь из палаццо элиты к затопленным улицам нищеты, трое путников шагнули в иной мир – мир грязи и отчаяния, где каждый угол наполнялся тенями человеческого страдания. Рядом с небольшим переулком, под каменной стеной, сидели клошары. Их худые тела едва прикрывали грязные, рваные одежды, а в глазах читались боль и усталость от нескончаемой борьбы за выживание.