Пока было время, Эйхар с Харедайном решили быстро обучить Эльвен нескольким приемам. В поселении пиромантов они нашли просторный двор, окруженный четырьмя угловатыми домами. Место оказалось безлюдным и идеально подходило для проведения тренировок. Во время обучения Эйхар рассказывал Эльвен, как обрести гармонию и сосредоточенность внутри себя во время битвы, а Харедайн на самодельном манекене научил ее наносить свои фирменные удары оружием, руками, и ногами. Обучение продолжалось с середины дня до самого вечера, когда солнце частично скрылось за горизонтом. За это время Эльвен удалось вспомнить базовые тренировки с приемным отцом, когда он учил ее, совсем юную, махать мечом.

Тем временем, в Маэнварте повсюду загорелись огни факелов, освещая даже пустые улицы. Ближе к ночи троица услышала вдали испуганные крики и мольбы о помощи, доносящиеся со стороны площади.

– Придется нам прервать обучение, – сказал Эйхар остальным.

– Удары ты теперь наносишь сносные, но мы еще поработаем с тобой над техникой приемов против вооруженных врагов, – сказал Харедайн Эльвен.

– Надеюсь у нас будет время на дополнительные тренировки… мастер Харедайн, – улыбнулась ему женщина. Последние слова прозвучали, как шутка, на что воин отреагировал громким смехом.

Троица вышла из двора, и оказалась на одной из улочек поселения, где туда-сюда бегали пироманты. Одни забегали в свои дома за снаряжением, другие давали указания родным в случае нападения, третьи одевали доспехи и проверяли перчатки для защиты рук от пламени. Паника, возникшая на площади, подняла на уши весь город: со всех его концов стекались ополченцы, чтобы узнать, что стало причиной шумихи.

Дойдя до площади, троица увидела следующую картину: посреди нее перед Заенгаром и его товарищами стоял сородич – волколюд с темной шерстью и в потрепанной крестьянской одежде. С головы до ног он был покрыт пылью и грязью. В его глазах был виден ужас, свидетелем которого ему невольно пришлось стать. Позади него стояла толпа тех, кто решился своевременно покинуть Маэнварт. Все они были напуганы: матери пытались успокоить плачущих детей, старики горевали от увиденного, а мужчины были преисполнены страхом и гневом.

– Деадриммовы рыцари напали на крестьян на главной дороге. Многих убили! Нам еле как удалось спастись. Видели бы вы все своими глазами. Они резали без пощады… А дети… – не выдержал волколюд, и из глаз его полились слезы. Далее он заговорил завывающим голосом. – Всех мечом, проклятые ублюдки. Им неведомо милосердие! Будь проклят Хэмерит, ибо он допустил, что его подданные вынуждены сами себя защищать!

– Тут и твоя вина тоже, брат. В час смутный ты ринулся покидать стены родного дома, что защищали тебя. Я буду вместе с тобой скорбеть о погибших, но в этом виноват не только Хэмерит… – сурово ответил сородичу Заенгар. Он отдал указание помочь выжившим, и закрыть врата в город. Ополченцы видели измученных и напуганных крестьян, бежавших из города, и с ужасом начали понимать, насколько жесток их враг.

– Быть того не может! Сокрушу каждого из них, изничтожу… – возмутился Харедайн. Последние слова были сказаны с особой яростью, что напугало рядом стоявшую Эльвен. – Жестокости Деадримму не занимать. Одного я не пойму, почему Шинкору говорил нам о неоднозначности Деадримма. Мы становимся свидетелями его жестокости и для нее нет разумного объяснения! – сказал Харедайн.

– Мне все равно до слов Шинкору, мы должны избавить Кинеред от Деадримма, как можно скорее. Поверить не могу, что во мне течет его кровь… – сказала Эльвен, сжав кулаки от злости.