Половинчатая улыбка любви её детства внушала успокаивающую надежду, в ней была какая-то спрятанная подсказка. Тит через свою улыбку как бы говорил ей: «Стейси, милая моя крошка, у тебя все получится». Ведь не бывает таких совпадений, её космос и её Тит на одном экране, и именно сейчас, всё это далеко не случайно.
Упрямый пожар, который тлел внутри Стейси, не разгорался до этого. Он клокотал где-то внутри, его что-то держало, как защитная противопожарная линия в лесополосе, заботливо выкорчеванная её матерью. Но, довольно брызнув на соседний лесок, огонь озарил весь горизонт огромным пожаром. Обычный экран навсегда изменил ее жизнь.
Глава 6. Неистины от истинных
Мне захотелось припасть к мудрости. Всё меньше времени оставалось, а вопросов становилось всё больше. И только истинные мудрецы, хранители древнего знания рода, могли дать мне ответы. Меня тревожил мой сон, он казался мне предвестником скорой гибели. Последняя битва за власть далась мне слишком тяжело, ещё может, сказалась усталость от прожитых дней или томительное ожидание неминуемого конца. У него дрогнул лишь взгляд, когда он летел в пропасть, у меня же дрогнуло сердце. Если он проиграл битву, то, мне кажется, я проиграл войну.
Утром, после приема пищи, мы вышли в общий коридор и влились в блуждающую цепь. Мои победы прошлых дней уже давно забылись и протянутых ко мне рук поубавилось. Велико ли поражение, велика ли победа, слава или позор от них проходят одинаково быстро.
Обиталище древних мудрецов медленно приближалось на горизонте. Я уже видел зарешетчатые квадратные окошки, за которым царил вечный мрак. Иногда они скрывались за спинами впереди идущих, но через миг выныривал то один темный глаз квадратного отверстия, то другой. Я, не торопясь, приближался к ним, оценивая сам себя, готов ли я к этому диалогу или лучше избежать его. Слова, которые шепчут боги, могут выдержать только безумные мудрецы. Иногда за спрос приходится очень дорого платить, и без крайней нужды я бы не стал взывать к нашим древним богам через мудрецов. Но мне уже нечего терять, все осталось где-то там, в его полете в пропасть. Цена за всё это показалась мне не существенной, ведь впереди вечность, о которой я ещё ничего не знаю.
По зданию прокатился громкий звук передышки, эхом ударяя о бетон и толстое железо. Плотный поток слейвов распался, многие решили сесть там же где и стояли, или разошлись по кучкам. Два мрачных прореза в бетонной стене уставились на меня немигающими черными провалами. Я подошёл к одному из них, не сводя глаз с темноты внутри.
Раздался хриплый надорванный голос из окна размером двадцать на двадцать сантиметров:
– Мы ждем Вождей.
Чёрный мрак за решётками был абсолютно непроницаем. Старый голос, тяжело вырываясь из темноты, огибал толстые прутья и от этого казался мне ржавым, разъедающим саму суть вещей. Жестокая ирония сквозила в нём, насмешка Богов над всем нашим родом. Что же такого ужасного сделал мой народ, что, в конечном счете, я стою тут? Рядом с окном, на бетонной стене, отчетливо сверкали бороздки ногтей, кого-то кому не повезло искать мудрости. Внутри меня всё похолодело, тревога разлилась по всей душе, закрыв собой всю собранную храбрость для этого безумного решения. Сомнения стали крошить меня изнутри. С каждой секундой решимость таяла. Поэтому я резко просунул левую руку между решёток во мрак мудрости, чтобы успеть до тех пор, пока остатки храбрости не оставили меня.
С секунду ничего не происходило, но потом кто-то резко схватил мою ладонь холодными влажными руками и с силой потянул вглубь. Я успел закрыть рукой свое ухо и сильный удар об стену пришелся на нее. Меня держали крепко прижатым к стене, я старался сильнее вглядываться в темноту, чтобы рассмотреть там хоть что-то. Почти сразу я увидел глаз, бледный и мертвый, вокруг него кожа серого цвета, как шершавый бетон в глубоких бороздках. Безумный глаз быстро вращался и смотрел на меня, при этом меня совсем не видя. От этого мне становилось все страшнее и страшнее. Руку потянули ещё сильнее, и меня ещё больше вдавило в стену. Глаз на миг скрылся, за ним вылез уже другой, не такой безумный, «бетонная кожа» была более грубой с большими рытвинами.