Мой упрек заставляет Хейла мгновенно протрезветь.

– Я храню его здесь, чтобы уберечь леди Тевершем от того, чтобы память о ее муже превратили в посмешище. Я позабочусь о том, чтобы после окончания суда он был перезахоронен с соответствующим его статусу уважением.

– Мой ученик еще молод, – говорит Уилл, таким образом прося прощения за мои слова, но наш пристыженный хозяин уходит после того, как я ничего не добавляю к изысканному извинению моего наставника. Я испытываю облегчение. Пусть меня лучше посчитают невежей, чем ведьмаком.

Я ничего не имею против наказания молчанием со стороны Уилла, как и его приглашения посидеть рядом с трупом, лежащим между нами. Персиваль протягивает мне половину папок с делами, и их веса достаточно, чтобы я пришел в себя. Я смотрю на шрам на руке. Мы со Стивенсом никогда не обсуждали, кто я такой. В то же время его подозрения были так сильны, что однажды он пометил мою руку раскаленным гасильником для свечей, чтобы я навсегда запомнил языки пламени и был с ними осторожным. Если бы он не вырос тогда передо мной, словно грубый щит, я бы погиб много лет назад. Его любовь ко мне была узлом, который я развязал, потому что боялся, что его забота сделала меня слабым.

Уилл поднимает глаза от бумаг.

– Если ты питаешь надежды завоевать руку прекрасной Альтамии, я бы на твоем месте не стал сердить ее отца. Эта девушка может многое предложить. Точнее, ее дядя. Он – очень уважаемый покровитель искусств.

– Оставлю это право вам. Меня не интересует женитьба, – строго произношу я.

Он отмахивается от моего отказа:

– Я слишком привык к своей собственной компании, чтобы заводить жену. В любом случае, я растратил слишком большую часть своего состояния и даже не надеюсь его вернуть, учитывая ненависть пуритан к азартным играм. Но ты ведь молод, богат и красив.

– Меня не привлекают ни благосклонность Хейлов, ни их дочь, ни ее дядя, – резко бросаю я, и его смешок заглушает быстрое движение в дверном проеме.

Я опускаю голову, но слова передо мной расплываются в чернильную лужу. Я не способен воскрешать мертвых. Мне дано лишь слушать их. Если бы я мог, я бы вернул к жизни Фрэнсиса. Лорд Тевершем затих на заднем плане, и я вчитываюсь в судебные бумаги, чтобы заставить его замолчать навсегда. Песни мертвецов – словно одуванчики на ветру, и чтобы сдержаться и не потянуться к ним, я поворачиваюсь к Уиллу.

– Новости о деле ведьмы застали вас врасплох.

Уилл мгновенно трезвеет.

– Надо было лучше скрывать свои эмоции.

Поднимая папки, я продолжаю:

– Складывается ощущение, что они с самого начала зациклились на виновности Кэтрин.

– Ты думаешь, что она невиновна? – задумывается Уилл и тянется к бумагам.

– Полагаю, что… – начинаю говорить я, но слова обрываются. Лорд Тевершем начал петь о своих печалях. Но я не хочу рисковать самим собой, поэтому не могу для него ничего сделать. – Я слишком наглый.

– Качество, достойное восхищения, – отмечает Уилл.

– Но не для ученика. – И не для ведьмака. Я достаю из кармана монету и кладу ее на губы усопшего, чтобы заставить его замолчать.

– Обол для Харона, – замечает Уилл.

Я подкупил мертвеца, чтобы он замолчал. А теперь еще и себя самого.

Моя комната – светлая и просторная, и окна ее выходят на улицу. Несмотря на это, она все равно остается тюремной камерой, в которой я провел всю прошлую ночь и большую часть сегодняшнего утра, вспоминая истории, которыми Стивенс забивал мою голову, когда я был маленьким. Он рассказывал о маленьких помещениях, в которых ведьм втискивали мужчины вроде Уилла и позволяли им выйти, лишь добившись от них признания и выпытав имена сообщниц. Все это – с помощью лишения сна, пролитой крови и в большинстве случаев изуродованных конечностей.