Маша отмахивалась отговорками, которым не поверил бы последний профан.

«Ну, поговорила с парнем, ты же знаешь, что я одного тебя люблю».

«Да это глупые мальчишки, сам знаешь, что я прежде всего – твоя».

«Гарик, он милый юноша… ну, немножко нравится, все равно, ты – самый лучший».

«Миша… мы с ним немного дружим, но ты всё равно – лучший из друзей».

Понимая, что означают в устах девушки слова «милый» и «красивый», Андрей снисходительно смотрел на всех этих «юношей», усердно пытавшихся добиться её благосклонности. Ещё бы, ночная кукушка дневную перекукует по любому. Повертеть её так, потом этак…

Его скепсис возрастал пропорционально тому, как возрастала смелость её суждений.

«Я вдруг открыла, что мне интересно общаться с самыми разными людьми. Так я нахожу себя, и лучше понимаю, что мне нужно».

Какая чушь! – думал он, выслушивая её откровения. Когда наешься чёрной икры, неизбежно потянет на дешёвую ливерную колбаску, и это неизбежное стремление можно объяснить каким-нибудь скоропостижным авитаминозом. Закончились потери и лишения – потеря невинности, потеря совести, теперь пошли приобретения. Если для первого ей был необходим мужчина, то лишить совесть девственности Маша сумела самостоятельно.

Очень быстро Андрей свыкся с мыслью, что войдёт в её жизнь ненадолго. Среди её «милых юношей» найдётся тот, для которого соевый концентрат – это мясо, а перепихнин – лучший витамин, и они сольются в мутном поп-корновом экстазе. Пусть это будет их удешевлённая мещанская история, ему-то что.

Но его с ней история продолжала развиваться, и в ней ещё было рано ставить точку.

Однажды, во время летней сессии, они пришли в институт на консультацию раньше всех. Закрыв глаза, Маша монотонно твердила над учебником анатомии:

– Labium majus pudendi, labium minus pudendi, hymen…

Открыв глаза, она обратилась к Андрею:

– Проверь меня, спроси что-нибудь!

Немного поразмыслив, он произнес гнусавым голосом, копируя преподавателя:

– Ну-с, скажите, милочка, musculus gluteus maximus[1], – это жевательная мышца, или мимическая?

На секунду глаза Маши расширились от удивления, и тут же по аудитории прокатился её веселый смех. Она вскинула руки, её белый халат распахнулся, обнажив бедра. Андрей посмотрел на неё тем откровенным взглядом, значение которого она прекрасно понимала без лишних слов. Смех затих, губы её остались приоткрытыми, а глаза, подобно двум раскаленным звездам, были устремлены на него. Схватив Машу в охапку, он посадил её на стол, торопливо освобождаясь от ненужной одежды. Желание, как клинок, вонзилось в него, и если бы она не закрыла ему рукой рот, он бы закричал. Пока ничто им не мешало, они воспользовались случаем… не упуская при этом ни малейшего звука, доносившегося из коридора, зная, что можно, еще… и еще… до изнеможения…

Анатомию они сдали на «отлично». Так у них появился обычай заниматься любовью в аудитории рано утром перед экзаменом.

Впоследствии, когда Андрея спрашивали, был ли у него какой-нибудь специальный ритуал перед экзаменом, «на счастье», он загадочно улыбался, с удовольствием вспоминая этот необычный обычай.

– …Так, ничего… – отмахивался он, если собеседника интересовала причина таинственной улыбки.

Андрей всерьёз заволновался, когда у неё стали появляться дорогие вещи, и она начала сама расплачиваться в ресторане. Состоялся крупный разговор. Маша, опять же, с невинной улыбкой, сказала, что ей делают подарки, не может же она отказаться, если взамен ничего не просят. Последовало объяснение, что так не бывает, и снова она отмахнулась: «Ещё как бывает». И снова невозможно было не поверить ей: она – сама невинность, перед её взглядом отступали похоть и разврат, судьба поворачивалась по-другому, логика и здравый смысл теряли всякую силу. Действительно, разве можно желать такую к себе в постель? Такую осыпают подарками, снабжают деньгами, а потом с комфортом отвозят к парню, который тянет её так, что пыль столбом.